Это относилось к переговорам о подчинении с кумыкским шамхалом в конце XVI века[336] и к процедуре принятия в «подданство» башкир, ногайских татар и калмыков (в XVII веке), киргизов и казахов (в XVIII веке) на юге и юго-западе и к покорению остяков, ненцев и других самоедских этнических групп, якутов, бурятов, юкагиров, чукчей, ительменов и коряков в Западной и Восточной Сибири, на Дальнем Востоке, а также индейцев-тлинкитов и других коренных этнических групп на Русской Аляске[337]. Место, в котором селили заложников с начала XVII века на Северном Кавказе, на юге степных районов и на Волге, носило название аманатный двор. В лесах Сибири и на Дальнем Востоке использовались простые бревенчатые дома (избы)[338]. В этих скромных жилищах, которые располагались внутри небольших или крупных огороженных поселений, состоявших из деревянных построек (зимовье или острожек), заложники в Сибири или на Дальнем Востоке должны были находиться постоянно[339].
Служившие в этих поселениях обеспечивали им за счет государства минимум еды и одежды, но злоупотребления были широко распространены. Нередко заложников обманывали, избивали или кормили падалью. В других случаях, как иногда на Дальнем Востоке, обеспечение питанием было возложено на членов соответствующих этнических групп[340]. Если соплеменники заложника не платили дань, он мог умереть с голоду. Заложник часто погибал от изменения образа жизни в аманатном дворе и из‐за контакта с болезнетворными вирусами, распространявшимися среди российского населения фронтира, особенно с оспой[341].
В северокавказской Кабарде, находящейся под турецким влиянием, заложничество Московского государства не только обрело свои истоки и характерную форму. Помимо этого, османское влияние отразилось на восприятии нового понятия для человеческого залога. С конца XVI века в Московском государстве для обозначения заложника использовали термин аманат, который постепенно вытеснил термин заклад и широко применялся до XIX века. От слова аманат позже произошло понятие аманатство для обозначения метода в целом.
Здесь следует еще раз обратить внимание на то, что понятие аманат пришло не из эпохи монголо-татарского владычества в XIII–XV веках. Напротив, первые свидетельства о нем в Московском государстве относятся к 1586 году, хотя общераспространенным он стал только в 1610–1614 годах[342]. В противоположность понятиям таль или заклад новое обозначение заложника имеет не славянское, а арабское происхождение. Османская империя, вероятно, заимствовала это понятие (как, возможно, и саму практику) у аббасидов, династии которых окончательно прервались с завоеванием османами Каирского халифата в 1517 году. В Аббасидском халифате было принято, чтобы покоренные кочевые этнические группы в качестве гарантии надежной выплаты дани предоставляли регулярно сменявшихся заложников из семей высших высокопоставленных лиц. Однако ничего не известно о том, чтобы в аббасидском контексте существовало целенаправленное политическое использование заложников, подобное монголо-татарской практике[343].
В тюркском языке арабское понятие было преобразовано в amanat и ämanät[344]. Языковое заимствование из османско-турецкого региона кажется очевидным по причине близких отношений Москвы с Кабардой, которая с конца XVI века была тесно связана с Крымским ханством и османским султаном. К тому же османско-турецкий язык давно получил статус языка межнационального общения огромного региона — с тех пор как Османская империя настолько расширилась, что временами простиралась от Багдада до Белграда и от Каира до Крыма. С конца XV века арабские (и персидские) элементы постоянно включались в османско-турецкий язык — в том числе понятие аманат[345].
Однако даже если кабардинцы и большинство степных народов юга были хорошо знакомы из османского контекста с заложничеством — как методом для регулирования политических отношений, — далеко не все княжеские семьи или главы этих этнических групп были готовы сразу же предоставлять заложников московскому царю. Кабардинский князь Алкас, например, пытался в сентябре 1589 года избежать выдачи заложников со словами: «Дожил есми до старости и преж сего веривали во всяком деле моему слову, а закладу есми и шертованья никому не давывал»[346].
336
Кумыкский властитель, называемый
337
Свидетельства о применении метода захвата заложников во всех упомянутых этнических группах приводятся ниже.
338
Первые упоминания дворов (
339
Если речь шла о большем укрепленном поселении, то оно носило название
340
Приказ капитана Беринга комиссарам и управителям камчатских острогов от 11 июля 1728 г. // Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке. № 8 (11.07.1728); «Репорт» штурмана Генса капитану Павлуцкому, март 1732 г. // Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке. № 26 (март 1732). С. 78; Instructions from Catherine II and the admiralty College to Captain Lieutenant Joseph Billings for his Expedition [1785–1794] to Northern Russia and the North Pacific Ocean // Dmytryshyn. To Siberia and Russian America. Vol. 2. № 47 (1785). Р. 268–290, здесь р. 284;
341
Выписка из рапортов оренбургского военного губ-ра С. К. Вязмитинова ген. — прокурору гр. А. Н. Самойлову о мерах к прекращению перегонов скота казахами в недозволенные места // МпиК ССР. № 55 (13.02.1796). С. 185–186; Представление генерал-майора Я. Боувера Екатерине II о положении дел в Среднем жузе и о мерах улучшения торговли и развитии оседлости // КРО. Т. 2. № 83 (09.04.1795). С. 143–148;
342
Предположительно, употребление слова
344
Об этимологии слова
345
Согласно Эдварду Кинану среднеазиатский тюркский служил дипломатическим языком монгольско-тюркского региона и может быть уподоблен «латыни» на пространстве от Каира до Пекина и от Вильны до Дели.
346
Посольство в Грузию кн. Семена Звенигородскаго, диака Торха Антонова, Троицы Сергиева монастыря соборнаго старца Закхея и других // Белокуров (ред.). Сношения России с Кавказом. № 12 (1589–1590). С. 84–181, здесь с. 143.