Фрагментарные упоминания древнего эпоса, восходящего к эпохе военной демократии, свидетельствуют о том, что он был героическим и общенародным: воспевались совместные походы многих племен на могущественную Византию, оплакивалась гибель 70 славянских старейшин, убитых вместе с Бусом, воспевалась победа над степняками, увенчавшаяся постройкой укреплений, оградивших земли нескольких славянских племен (полян, руси, северян и уличей). К этой отдаленной старине, а может быть, и к еще более ранним временам общения славян со скифами могут относиться некоторые сюжеты, вошедшие в позднейший былинный эпос, как, например, бой отца с неузнанным сыном ("Илья и Сокольник"; иранская параллель - "Рустем и Зораб") и другие сюжеты общечеловеческого звучания, не связанные в былинах с конкретными событиями.
Киевский цикл былин с князем Владимиром Красное Солнышко, с Добрыней (братом матери Владимира) и Ильей Муромцем складывается в тот исторический момент, когда Киевское государство резко меняет свою политику: от далеких походов в чужие, неведомые страны (проводившихся, возможно, с участием наемных отрядов варягов-мореходов) переходит к планомерной обороне Руси от печенегов и к изгнанию бесцеремонных варяжских наемников.
Первая былина этого цикла - "Вольга Святославич и Микула Селянинович" по множеству отдельных примет должна быть связана с событиями 975-977 годов, когда князь Олег Святославич Древлянский начал борьбу с варягом Свенельдом и нуждался для пополнения своей дружины в привлечении крестьянских народных ополчений. Богатырь пахарь Микула, деревенское происхождение которого подчеркнуто символическим отчеством "Селянинович", занял центральное место в былине, олицетворяя собой не только свободолюбивых древлян, еще в 945 году выступавших против несправедливых княжеских поборов, но вообще русский народ, строивший в это время свое новое государство в борьбе и с варягами, и с кочевниками.
Былина о Вольге и Микуле, вступающем в дружину, - это как бы эпиграф ко всему былинному эпосу, в котором отражены события общенародного значения, и народ выступает в нем в качестве главной богатырской силы то под именем древлянского пахаря Микулы, то как городской ремесленник Никита Кожемяка (или Усмовшец), то как крестьянский сын Илья Муромец. Народная оценка легла в основу отбора объектов воспевания. В эпосе нет имен ни Святослава, "охабившего" родную землю, ни Ярослава ("Мудрого", по церковной терминологии), окружившего себя варягами. Но в каждой былине действует "ласковый князь столько-киевский Володимер", в образе которого слились, во-первых, Владимир I ("Святой"), боровшийся с печенегами, ограждавший Русь поясом крепостей и преследовавший разбойников, а во-вторых, Владимир Мономах, тоже организатор отпора кочевникам и автор юридического устава, облегчавшего положение низов.
К богатырским народным былинам присоединились придворные былины-новеллы, подражавшие народным сказам по форме. Это песни о сватовстве норвежского короля - поэта Гаральда к дочери Ярослава Мудрого ("Соловей Будимирович"), новелла о жене боярина Ставра, решившей судьбу своего мужа, обыграв Мономаха в шахматы ("Ставр Годинович"), ироническое повествование о князе Всеволоде Ольговиче, щеголе и гуляке, причинившем много зла киевлянам ("Чурила").
Летописцы в очень малой степени отражали народную жизнь. Они были участниками и регистраторами княжеских, монастырских и изредка городских дел. Однако подробность записей, существование летописания в разных городах (Киев, Чернигов, Новгород, Галич, Владимир, Псков, Рязань и др.) делают летописи ценнейшим источником родной истории и родного языка в отличие от многих европейских стран, где хроники велись на чуждом для народа латинском языке.
Из среды летописцев особо выделяется киевлянин Нестор (начало XII века). Он написал широко задуманное историческое введение в хронику событий - "Повесть временных лет". Хронологический диапазон введения - от V-VI веков нашей эры до 860 года, когда русы впервые выступили как сила, равная Византийской империи.
Историко-географическое введение Нестора в историю Киевской Руси, написанное с небывалой широтой и достоверностью, заслуживает полного доверия с нашей стороны.
Здесь обрисована природа нашей страны, те ее элементы, которые влияли на историческое развитие народа: могучие реки, связывавшие Русь с Северной Европой, Азией, Южной Европой и Африкой, большие незаселенные лесные массивы на водоразделах, вроде "Оковского леса", беспокойные и "незнаемые" степные пространства "Великой Скифии", откуда появлялись орды кочевнической конницы.
На этой "ландкарте" историк, обладавший целой библиотекой русских, греческих, западнославянских, болгарских книг, образованнейший человек своего времени, нарисовал картину жизни всех славянских народов, сопоставляя их быт с бытом и нравами других народов всего Старого Света. Куда только не вел своего читателя Нестор: то к лесным племенам древлян, радимичей и вятичей, то к степным половцам, то в туманную Британию, то в Индию к брахманам или еще дальше, на острова Индонезии ("Островницы") и на самый край известного тогда мира - к людям шелка, в Китай.
Нестор писал правду о первобытных обычаях древлян и радимичей (примерно эпохи зарубинецкой культуры), противопоставляя их "мудрым и смысленным" полянам (племенам Черняховской культуры). Он, как бы предвидя те тенденциозные толкования, которые будут исходить от норманнистов, стремился показать, что у многих народов мира есть странные обычаи: одни из них -"убийстводейцы", "гневливы паче естества", другие с родными матерями и племянницами блуд творят, у третьих женщины ведут себя, "акы скот бессловесный", четвертые "человекы ядуще".
Отдав дань неизбежным для средневекового историка-монаха библейским легендам, Нестор быстро переходит к обрисовке всего славянского мира во всем его объеме. Здесь нет легендарных Чеха, Леха и Руса, обычных в западнославянских хрониках, здесь указаны все действительно существовавшие крупные союзы племен в области первоначального расселения славян в Европе.