Другими словами, в летопись попал пересказ какого-то скандинавского сказания о деятельности Рюрика (автор летописи, новгородец, плохо знавший шведский, принял упоминание в устной саге традиционного окружения конунга за имена его братьев. Достоверность легенды в целом и в частности ее географической части, как видим, невелика. В Изборске, маленьком городке под Псковом, и в далеком Белоозере были, очевидно, не мифические князья, а просто сборщики дани.
Легенды о трех братьях, призванных княжить в чужую страну, были очень распространены в Северной Европе в средние века. Известны легенды о "добровольном" призвании норманнов в Ирландию и Англию. В Ирландию прибыли три брата с мирными целями под предлогом торговли (как Олег в Киев). Вече ирландцев оставило братьев у себя.
Видукинд Корвейский в своей "Саксонской хронике" (967 год) рассказывает о посольстве бриттов к саксам, которые сказали, что "предлагают владеть их обширной и великой страной, изобилующей всякими благами" (вспомним летопись: "земля наша велика и обильна..."). Саксы послали три корабля с тремя князьями. Во всех случаях иноземцы прибывали со своими родичами ("синеусами") и верной дружиной ("труварами").
Близость летописной легенды о призвании варягов к североевропейскому придворному фольклору не подлежит сомнению. А двор князя Мстислава, как увидим ниже, был родственно близок к тому, о котором писал Видукинд.
Было ли призвание князей или, точнее, князя Рюрика? Ответы могут быть только предположительными. Норманнские набеги на северные земли в конце IX и в X веке не подлежат сомнению. Самолюбивый новгородский патриот мог изобразить реальные набеги "находников" как добровольное призвание варягов северными жителями для установления порядка. Такое освещение варяжских походов за данью было менее обидно для самолюбия новгородцев, чем признание своей беспомощности. Приглашенный князь должен был "рядить по праву", то есть мыслилось в духе событий 1015 года, что он, подобно Ярославу Мудрому, оградит подданных какой-либо грамотой.
Могло быть и иначе: желая защитить себя от ничем не регламентированных варяжских поборов, население северных земель могло пригласить одного из конунгов на правах князя, с тем чтобы он охранял его от других варяжских отрядов. Рюрик, в котором некоторые исследователи видят Рюрика Ютландского, был бы подходящей фигурой для этой цели, так как происходил из самого отдаленного угла Западной Балтики и был чужаком для варягов из Южной Швеции, расположенных ближе к чуди и восточным славянам.
Наукой недостаточно разработан вопрос о связи летописных варягов с западными, балтийскими славянами. Археологически связи балтийских славян с Новгородом прослеживаются вплоть до XI века. Письменные источники XI века говорят о торговле Западной Балтики с Новгородом. Можно допустить, что если призвание иноземного князя имело место в действительности как один из эпизодов противоваряжской борьбы, то таким князем мог быть Рюрик Ютландский, первоначальное место княжения которого находилось по соседству с балтийскими славянами. Высказанные соображения недостаточно обоснованны, чтобы на них строить какую-либо гипотезу.
Продолжим рассмотрение летописи 1050 года, впервые в русской книжности введшей легенду о призвании варягов:
"И от тех варяг, находьник тех, прозъвашася варягы; и суть новъгородьстии людие до дьньшьняго дьне от рода варяжьска".
Эта обыкновенная фраза, объясняющая наличие шведов среди горожан Новгорода (подтвержденное разными вариантами Русской Правды), у других летописцев, как увидим далее, претерпела изменения, использованные норманнистами.
Далее летопись 1050 года говорит:
"И бысть у них [у варягов] князь именъм Ольг, мужь мудр и храбр..." [далее описывается разбойнический захват Олегом столицы Руси Киева] "и беша и у него мужи варязи, словене и отьтоле прозъвашася русию".
По совершенно ясному смыслу фразы войско Олега, состоявшее, как позже у Ярослава Мудрого, из варягов и словен, после овладения Киевом стало называться Русью. "Оттоле", то есть с того срока, как Олег оказался временным князем Руси, его воины и стали именоваться русью, русскими.
Совершенно исключительный интерес для уяснения отношения варягов к северорусскому политическому строю представляет сообщение о дани варягам:
"А от Новагорода 300 гривен на лето мира деля, еже и ныне дають".
Дань, выплачиваемая "мира деля", есть откуп от набегов, но не повинность подданных. Подобную дань киевские князья позднее выплачивали половцам, для того чтобы обезопасить себя от неожиданных наездов. Византия в X веке откупалась такой "данью" от русов. Упомянутая "дань" Новгорода варягам выплачивалась вплоть до смерти Ярослава Мудрого в 1054 году (летописец, писавший около 1050 года, говорил о том, что "и ныне дають").
Выплата этой дани никоим образом не может быть истолкована как политическое господство норманнов в Новгороде. Наоборот, она предполагает наличие местной власти в городе, могущей собрать значительную сумму (по ценам XI века достаточную для закупки 500 ладей) и выплатить ее такой внешней силе, как варяги, ради спокойствия страны. Получающие откуп (в данном случае - варяги) всегда выглядят первобытнее, чем откупающиеся от набегов.
Олег после победоносного похода на Царьград (911 год) вернулся не в Киев, а в Новгород "и отътуда в Ладогу. Есть могыла его в Ладозе". В других летописях говорится о месте погребения Олега иначе: "друзии же сказають [то есть поют в сказаниях], яко идущу ему за море и уклюну змия в ногу и с того умре".
Разногласия по поводу того, где умер основатель русской державы (как характеризуют Олега норманнисты), любопытны: русские люди середины XI века не знали точно, где он умер - в Ладоге или у себя на родине за морем. Через семь десятков лет появится еще один неожиданный ответ: могила Олега окажется на окраине Киева.
Все данные новгородской "Остромировой летописи" таковы, что не позволяют сделать вывод об организующей роли норманнов не только для давно сложившейся Киевской Руси, но даже и для той федерации северных племен, которые испытывали на себе тяжесть варяжских набегов. Даже легенда о призвании князя Рюрика выглядит здесь как проявление государственной мудрости самих новгородцев.