Но прежде всего дело. Тутсхолд торжествовал про себя, даже глаза прикрыл веками, чтобы не дразнить Унгру. А вслух спросил только:
— Какие условия вы считаете приемлемыми?
— Мы хотели бы обычные условия, — сказал президент. — Долгосрочный заем на двадцать лет, выплата начинается через пять лет, не более, чем три процента годовых.
— Условия обычные, — согласился Сайкл. — А отдельные параграфы мы уточним при заключении договора.
— Что именно вы хотели бы уточнить?
Тутсхолд и Сайкл переглянулись.
Американец начал издалека. Он заговорил
о принципах, о том, что все люди родятся свободными и равноправными и — самое важное для свободного человека — право устраивать свою жизнь в меру способностей (под способностями он понимал деньги). И о том, что во всех культурных странах людям любого происхождения разрешают вкладывать «способности» в любое дело.
Короче, Сайкл и Тутсхолд требовали монопольного права искать и добывать уголь по всей стране, хотели, чтобы контракт на поставку угля и нефти был продлен на двадцать лет, чтобы гидроэлектростанции в стране не строились и было бы прекращено сооружение электропередачи из Советского Союза. Они соглашались дать заем, но хотели, чтобы деньги пришли к ним дважды — от должника с процентом, от покупателя с прибылью.
Унгра негодует. За кого принимают его эти биржевые лисицы? Думают, что он мальчик, ничего не смыслит в экономике? Старый паук Тутсхолд опять хочет поставить страну на колени. Не сумел удержать мечом, надеется поймать в золотую сеть. Нет, не надо было унижаться; просить джаны у чужестранцев. В своей стране добыли оружие, у себя добудем и деньги! Есть же патриоты среди знатных и богатых. Патриотический заем — вот идея! В свое время отец Чарии давал деньги подпольным типографиям, а князь Гористани, например, привел свой вооруженный отряд, встал во главе восставших. Недаром ему доверили честь принимать караул у европейского офицера на параде в день провозглашения независимости.
Пусть Чария соберет купцов, а он, Унгра, поедет к князю. Сам поедет, ему полезно проветриться. В столице липкая удушливая жара, а в Гористане сейчас прохладно. Готовьте машину, президент выезжает через час.
И вот по дорогам Джанджаристана несется, взрывая пыль, кремово-белая машина президента. Голые ребятишки бегут за ней, протягивают худые ручонки. Потерпите, малыши, этот старик в машине едет за джанами — за работой для ваших отцов.
Быстрая езда успокаивает. Мысли текут плавно, возмущение улеглось. Унгра обдумывает предстоящий разговор. Князь честолюбив, ему надо польстить. Например, в Манифесте о выпуске займа отметить, что знаменитый князь Гористани внес самую крупную сумму — сто тысяч золотых джанов.
Часа через четыре над степью повисают застывшие волны. С каждым километром они становятся все грузнее, ощутимее — вот они уже заслоняют небосвод, и солнце раньше времени скрывается за ними. Вечер застает Унгру в ущелье у подножья утеса. На вершине его старинная сторожевая башня, сложенная циклопической кладкой — из неотёсанных камней и без раствора. За ней — замок, с узенькими, словно щели, окнами, окруженный зубчатой стеной, с подъемным мостом перед воротами.
Здесь впервые у Унгры возникает вопрос: «Зачем? Зачем князь Гористани, человек молодой, с европейским образованием, сидит в этой сырой каменной клетке? От каких врагов прячется он, житель мирной страны, где полиция занимается только уличным движением?»
Автомашина осталась за стеной замка: подъемный мост не выдержал бы ее. Перед Унгрой распахиваются чугунные ворота. За ними оказывается стальная решетка с отточенными зубьями. Неприятно проходить под ними, словно под кинжалами убийц. Часовые стучат алебардами. Во дворе еще сотня солдат с кривыми саблями на цветных поясах, с перьями на шелковых тюрбанах. Перья прикреплены золотыми пряжками, и Унгра (мысли его работают в одном направлении) думает, что за пряжку, перо и саблю одного солдата можно было бы оборудовать мастерскую для десяти рабочих.
Зачем эти пряжки, зачем сабли, зачем столько солдат у князя?—продолжает он спрашивать себя. — И зачем ковры на стенах, ковры на полу, ковры и дорогие меха на ложе у князя? Неужели этот гладкий откормленный молодец не может, как все люди, сидеть на деревянной скамейке? Почему гостя надо кормить паштетом из голубиных мозгов? Сколько зря извели птицы! И почему радиоприемник — судя по марке, немецкий приемник среднего качества — нужно было украшать бирюзой и перламутром. И разве вино слаще, если пьешь его из золотого кубка? За один кубок можно купить токарный станок.