Говорилось и о новых способах передачи, пока еще неосуществимых. О сверхпроводимости рассказывал инженер Глосев — о чудесном свойстве гелия и многих металлов не оказывать сопротивления току при температуре, близкой к абсолютному нулю. Если бы удалось избавиться от нагревания в проводах, окруженных жидким гелием, сохранить температуру минус двести семьдесят градусов, ток свободно циркулировал бы по всему земному шару почти без потерь.
Но как сделать, чтобы гелий не нагревался, — вот в чем вопрос.
О передаче без проводов рассказывал круглолицый, в круглых очках, добродушный на вид, физик Веретенников. Сам он занимался токами высокой частоты. Ему удавалось пересылать энергию на несколько метров. Если, например, он укладывал на дно речного канала высокочастотный кабель, по каналу могли плавать электрические катера. Веретенников утверждал, что в будущем, волнами высокой частоты можно будет передавать энергию как угодно далеко, хоть с Луны на Землю.
— Как угодно далеко, но по прямой линии. Земля, как известно, — шар, — шепнул Сергею сосед, видимо, противник беспроводной передачи.
Инженер Леонтьев из Казани показывал свои новые опыты. С помощью ультрафиолетовых лучей он превратил в проводник обыкновенный воздух и сумел на расстоянии трех метров от штепселя зажечь обыкновенную лампочку. Впрочем, на лучи он тратил больше энергии, чем передавал по воздуху.
Затем еще выступал худой и желчный, видимо больной, инженер Трубин. «Моя лаборатория, — сказал он, — приложит все усилия к тому, чтобы прочие лаборатории, как можно скорее, закрылись». Трубин работал над созданием карманных сверхаккумуляторов и, действительно, надеялся, что все передачи будут отменены, когда каждый человек сможет носить в чемоданчике десять или сто тысяч киловатт-часов.
После всех на трибуну поднялся Ахтубин, директор Энергетического городка.
«Вот он какой! — подумал Сергей. — Живая история советской энергетики. Сколько лет ему, а не подался ничуть».
Ахтубин не взял с собой ни папок, ни записок. Быстрым проницательным взглядом он окинул аудиторию, плавным жестом показал на красное полотнище.
— Вот, — сказал он, — я приказал повесить этот лозунг во всех корпусах: «Превратим институт в первоклассную школу советских энергетиков». Это для вас, молодежь. Не воображайте, будто учение заканчивается дипломом. Мы все собрались здесь, чтобы учиться...
— Но слово «школа», — продолжал директор, — имеет и другое значение. Школа в смысле — коллектив мастеров, равных по силе друзей-соперников, которые, соревнуясь и обгоняя друг друга, вместе идут вперед. Загляните в историю, и вы найдете десятки примеров. В крошечных итальянских городишках эпохи Возрождения существовали особые стили — Сиенская школа, Болонская школа художников. Вспомните, наконец, о наших великих художниках, сколько их было в одной группе передвижников! Сколько великих музыкантов вышло из Могучей кучки! На равнинах не бывает снежных пиков. Величайшие в мире вершины — все до единой — находятся в горных странах. Величайшие в мире дворцы все до единого выросли в школах.
Мы поставили рядом семь корпусов, где люди занимаются несхожими, мало связанными и даже противоречивыми делами. Но корпуса поставлены рядом, чтобы вы были в курсе чужих дел, вмешивались, соревновались, критиковали и заимствовали опыт. И я не хотел бы, чтобы вы, сотрудники старых отделов, после сегодняшнего собрания разошлись, каждый в свою лабораторию, и оставили бы новых товарищей в покое и одиночестве. Дальние передачи — наше общее дело. Пока не решена проблема дальних передач, не имеет смысла строить ваших станций в Арктике, товарищи ветротехники, ваших станций в пустынях, товарищи гелиотехники, и ваших плотин на Лене, товарищи гидротехники.
Вы обязаны вмешиваться, я приказываю вмешиваться. Пока не. решена проблема дальних передач, мы не можем отдавать излишки зарубежным товарищам, нашим соседям. А кроме соседей, есть еще и такие страны, как дружественный Джанджаристан, который теперь не имеет с нами общей границы. Чтобы связаться с ними, нужны какие-то принципиально новые решения («Аккумуляторы!» — крикнул с места Трубин). Вот над чем надо вам поломать голову, молодежь.
И, сразу понизив, голос, директор добавил с улыбкой:
— Я нарочно сказал «молодежь», потому что больше всего надежд я возлагаю на самых молодых сотрудников. У них много времени впереди, они успеют решить самые грандиозные проблемы. А мы, старики, — что? Длинный список заслуг, а в будущем ничего, кроме пенсии, не предвидится. Так, что ли?