— Мои гении без меня пропали бы совсем. Простой накладной выписать не умеют. Творческие личности!
— Пустослов, — говорил о нем Сергей.
— Просто неудачник, — отзывался Валентин, более терпимый к людям.
Но в общем они были довольны, что Лузгин не лезет в науку, и охотно предоставили ему заботиться о штепселях и пылесосах.
А Володю Струнина друзья пригласили по своей инициативе.
Познакомились они в Москве, во время очередной поездки в министерство. Получилось это так.
Не раз, выходя из дому, друзья замечали высокого юношу, без шапки, с черными курчавыми волосами. То он стоял у подъезда, то возле их машины, то шел за Новиковыми по улице, Друзья даже проделали опыт — прошлись от магазина до площади и обратно. Курчавый юноша исправно следовал за ними, не таясь и не приближаясь.
Наконец Валентину надоела эта игра. Резко повернувшись, он подошел к парню:
— Я вам нужен?
— Нет, что вы... — смутился он. — То есть, да. Я хотел спросить только... Вы — Валентин Николаевич, я знаю, я видел вас по телевизору. Меня зовут Струнин, Владимир. Я учусь в Электромеханическом институте.
Сбиваясь и заикаясь от волнения, Володя рассказывал, как он искал Новиковых. С трудом доставал билеты на лекции, но подойти не осмеливался — людно.
Володя разыскал их московские адреса. Однако явиться на дом не решался, ждал на улице. И все стеснялся остановить, — неудобно как-то: «Здрасте, это я».
— Так что вы хотите? —спросил подошедший Сергей.
— Видите ли, у меня идея. То есть, не идея — это сильно сказано. Мысль, или лучше сказать, вопрос. Вот вы летали в ионосферу. Воздух там электропроводен. А нельзя ли по нему пропустить ток... скажем, из Москвы на Дальний Восток? Вы не могли бы попробовать при следующем полете?
Друзья переглянулись.
— Идея носится в воздухе, — шепнул Валентин. — Не мы, так другие...
— Как же вы хотите подать ток в ионосферу? — спросил Сергей.
На этот счет Володя не мог сказать ничего определенного. Он обещал придумать что-нибудь.
Говорил он так чистосердечно и самонадеянно и как-то знакомо. Сергею казалось, что они уже спорили где-то. Где же он видел эти курчавые волосы и выпяченные губы?
— Валька, да это же твой портрет, — шепнул Сергей. — Ты сам, только на шесть лет моложе. Я считаю, что мы должны взять парня к себе. Он не виноват, что родился чуть позже.
А вслух он сказал Володе:
— Не вы первый высказываете эту мысль. Она приходила в голову многим. Но открытие — не бабочка: махнул сачком и поймал. Главное — воплощение. Боюсь, что вы не представляете всех трудностей...
Володя заверил, что не боится трудностей. И совсем не воображает о себе, готов обмотки на реостатах перематывать, даже мешки таскать, лишь бы прикоснуться хотя бы одним пальцем к великому делу.
Решено было, что Струнина вызовут в Новосибирск, как только он окончит институт.
Что нужнее — дерево или топор?
Казалось бы, и то и другое. И все же этот вопрос вызвал бесконечные споры между друзьями.
— Люди научились строить деревянные дома, когда появился топор, — говорил Сергей.
— Нет, топор появился потому, что людям понадобились деревянные дома, — утверждал Валентин.
В этом праздном с виду споре был свой смысл. Речь шла о том, как направить работу лаборатории.
Сергей предлагал оборудовать ее электрофорами и заняться изучением молний.
— Так или иначе, молния—мощный топор. Это инструмент. Мы найдем ему применение, — говорил Сергей.
— Нам нужен не какой попало топор. Мы хотим прорубить окно в ионосферу.
— Но, изучая молнии, мы будем делать полезное дело. Разве лучше сидеть на диване и листать журналы?
— Эти журналы — каталог топоров. Я выбираю подходящий, — возражал Валентин.
Спор о топорах и молниях продолжался много дней — в лаборатории и дома, в Новосибирске и в Москве, наедине и в гостях у Ахтубина. И в тот вечер, когда Сергей проверял мотор самолета на темном берегу Куйбышевского моря, между Москвой и Новосибирском, спор шел о том же.
Огни плотины не были видны за мысом. Угрюмое море расстилалось под черным небом. Звездный купол сиял над Новиковыми — не такой сверкающий, как в ионосфере, но по сравнению с мутным московским небом великолепный. Падающие звезды то и дело вспыхивали на черном бархате, словно тонкие штрихи, нанесенные светящимся карандашом.
— А я скажу начистоту: ты просто лентяй, — говорил Сергей. — Давай начнем работать, мысли появятся.
— Слушай, а ведь это топор, — сказал Валентин неожиданно.