— Так, это для начала, — прокомментировал Атаман, — А теперь отвечай на вопросы и, желательно, правдиво. Ты ищейка?
— Нет! — быстро ответил я, так как особого желания знакомиться с его садистскими наклонностями не было.
— Что ты делал возле нашей стоянки?
— Здесь оказался случайно, заблудился в лесу, и хотел найти людей.
— Почему ты так странно одет, и странно говоришь?
— У нас все так одеваются, а говорю я нормально.
— О, щенок начал дерзить, ну совсем нет почтения к старшим, — весело сверкнув полубеззубым ртом, сказал атаман, и начал меня избивать. Когда решил немного передохнуть, спросил:
— А теперь рассказывай, ты служишь у барона Лозинского ищейкой, да?
— Нет, я не знаю ни какого барона, я здесь случайно оказался — прошептал я разбитыми губами.
Такой допрос продолжался еще некоторое время. Атаман задавал вопросы, я отвечал, а он делал свои выводы. Почти каждый мой ответ вызывал удар. Наконец, я провалился в спасительную тьму. Очнулся оттого, что меня облили водой, меня удерживали от падения только веревки. Рядом со мной стоял и улыбался Смигли, держа ведро в руках.
— Связать эту падаль. На кого б он ни работал, ищейки нас не найдут, завтра перейдем через границу и продадим его в рабы в Халифате, — кивнул на меня разбойник.
Бандиты отвязали меня от дерева и я, не удержавшись на ногах, упал на землю. Разбойники, весело заржав и еще пару раз ударив ногами, связали мне руки и удалились продолжать пьянствовать.
Я лежал на земле и тихо поскуливал, болела каждая клеточка моего тела. Пару раз приходили разбойники посмотреть на меня, видимо, проверяли, не пытаюсь ли я сбежать. Один хотел меня ударить, но окрик от костра заставил его передумать. Так и пролежал я всю ночь на земле. Руки затекли под веревками. С рассветом в лагере началась суета, люди бегали по месту стоянки. На поляну вывели несколько странных лошадок, низкорослых, с густой гривой и хвостом. Только вот на голове этих животных росли небольшие рога. На них нагрузили множество тюков. Под их тяжестью лошадки аж приседали. Наконец и до меня дошла очередь, пинками заставили подняться. Я стоял, меня покачивало из стороны в сторону. Ко мне подошел атаман
— Если будешь отставать, прирежем, — сказал он, поигрывая "маленьким" ножичком длиной сантиметров тридцать.
Наконец вереница людей и лошадей тронулась, меня конвоировали вчерашние знакомцы Борода и Смигли. Мы двигались по тропинке среди деревьев. Мне каждый шаг доставлял массу неприятных и болезненных ощущений, голова болела и кружилась. Как мы добрались до привала, я уже плохо помнил. Все мои тогдашние ощущения составляла тошнота и тупая боль в теле. Наконец, разбойники сделали привал. Атаман приказал не шуметь и костер не разжигать, а то, мол, граница рядом. Как я понял из разговоров моих конвоиров, переходить её будем ночью. Разбойники сняли поклажу со взмыленных лошадей и начали располагаться на земле для отдыха. Некоторые доставали вяленое мясо и получерствые лепешки из сумок, другие прилаживались к бурдюкам. От голода и жажды мне стало плохо. Какой-то разбойник принес мне кусок лепешки и подержал бурдюк с водой, пока я не напился. Хорошо, что разбойники еще утром ослабили веревки на руках, за день кровообращение немного восстановилось. Я сел на землю и блаженно вытянул сильно гудящие от такого долгого перехода ноги. Такой "расслабон" продолжался до самого вечера, я даже немного вздремнул. Как только начало темнеть, лагерь зашевелился как растревоженный улей. Атаман послал пару разбойников проверить, где находятся пограничные разъезды. Все собрались, навьючили коней и обмотали им копыта тканью, чтобы они не шумели. Из кустов выскочил разбойник, отправленный ранее на разведку, и что-то прошептал атаману на ухо. Тот приказал выдвигаться, добавив, что если кто-нибудь начнет шуметь, то он долго будет снимать с него кожу. Мы остановились на краю просеки идущей через лес. Шириной она была метров двадцать. Разбойники начали группами перебегать через неё, ведя лошадей в поводу. По сильному толчку в спину я понял, что настала моя очередь форсировать просеку. Когда все перешли через границу и, удалившись в лес на довольно большое расстояние, атаман приказал устроить привал. Все блаженно принялись трапезничать и отдыхать, а меня тычками в спину подвели к лошадям, заставив снимать с них поклажу. Смигли весело смеялся, когда я пытался развязать крепления. Когда мне это удалось, вся поклажа упала по бокам лошади. В тюке, приземлившемся на мою ногу, находилось что-то тяжелое. Я не удержался и выразил всю тоску и горечь на могучем русском. Стоящие рядом были под впечатлением от такой тирады. Кое-как разобравшись, как это делается, я расседлал скакунов. Потом один из бандитов приказал мне их вести к ручейку и хорошо вычистить. Я добрых полчаса отирал коней травой. После того как закончил отирать последнюю лошадь, отпустил их пастись. Наконец и мне мои конвоиры разрешили отдохнуть. Один из разбойников принес мне кусок лепешки и дал попить воды из ручья. Поев, я стал чувствовать себя немного лучше, не смотря на то, что на ночь меня связали. Прислонившись к дереву на краю стоянки, я кое-как задремал, связанные руки мешали мне хорошо выспаться. С рассветом разбойники начали собираться, я помогал одному грузить поклажу на коня. Когда все закончили, мы двинулись дальше через лес. Правда, сейчас он разительно изменился, уже не было вековых великанов, шли небольшие деревца. После полудня лес сошел на нет и мы вышли к степи. Перед моим взглядом растилась равнина до самого горизонта покрытая травой.