Тални повалил обезумевшего от ужаса раба. В его руках фермерский беспомощно залепетал:
— Не надо! Я… Я не буду больше, хозяин! Я не буду! Только не на правой руке! Если обе будут болеть, то я не смогу работать, как надо! Не секите! Не надо! Я буду послушным!
— Ты… Чего? Это же я! Я! Я — человек! Ты же убил своего хозяина! — поражённо напомнил Кама.
— Убил? Убил хозяина? Это невозможно… Я теперь понимаю это! Это невозможно… Они едят нашу боль, пьют наше страдание, саму жизнь… Они не могут умирать так просто! Они… Они — чудовища! Они настолько сильнее нас! — усмехнувшись, обречённо признал несчастный. И в его облике не осталось и тени разума. Тихо всхлипнул, заглянул снова на сидящего рядом с ним и снова заканючил: — Я буду хорошим! Не надо бить! Я буду хорошим!
Тални в исступлении прижал к себе трясущегося от отчаяния паренька, сломавшегося под грузом пережитого. Стал гладить короткие торчащие мягкие волосы, пытаясь безрезультатно успокоить. Потом взял за руку, как маленького, и повёл обратно. Уже заметил, что невольника трясёт от жара и боли. Спина похожа на одну большую рану. Те шесть ударов, которые ему пришлось пережить, покрыли всю кожу теперь застывающей бурой коркой. Как он не теряет сознание до сих пор — загадка. Впрочем… осталось ли в нём вообще что-то от сознания?
Джаушу всё пытался собрать букет, но выходило что-то колючее и бесформенное. Кажется, нужные растения почему-то мозг упрямо отказывается для него опознавать. Паренёк тихо всхлипывал от безысходности, выкидывая очередную охапку травы, когда Шанари протянул ему цветы. Болезненно обрадовавшись им, вновь обретший свободу раб лихорадочно прижал к груди своё новое сокровище. Даже сейчас, едва соображая происходящее, всё ещё цепляется за желание угодить той необходимой ему далёкой Йирэ, которая, скорее всего, была бы рада и просто узнать о том, что любимый выжил, хоть и такой ценой.
— Я плохой, господин Осилзский… Я помог лишить зрения того пленного… Чтобы он не выдал… Я думал: они его быстро убьют после этого, а они его секли и секли… Вы меня как накажите? — невпопад спросил у герцога безумец с робким, но настойчивым интересом. Ланакэн бережно потрепал паренька по грязным волосам и тихонько успокоил:
— Не накажу. Всё закончилось. Всё будет хорошо. Ага?
— Нет… Я оказался таким слабым… Я так унижался перед ними от боли! Я не хочу это помнить, а забыть не смогу уже! — громко прошептал Джаушу, чуть наклонив голову набок и стиснул растения, ломая хрупкие бутоны. Из горла вырвался тоскливый стон. Таис вздохнул и снова стал срывать для него букет, а Тални не вынес и ускорил шаг, стараясь уйти как можно дальше вперёд и не видеть снова слёз бедолаги. Шоу чуть слышно спросил:
— Как он идёт? У него же живого места нет на спине… Откуда столько сил берёт только?
— Шок. Как начнёт приходить в себя, свалится, — грустно констатировал Раст и стал собирать целебные травки. Набрал достаточное количество и неуверенно поинтересовался у предводителя: — Можно его перевязать? Эти растения помогут немного облегчить состояние…
— Попробуй. Только осторожно.
Пришлось останавливаться. Когда возвратились в Сальвал, Джаушу уже едва держался на ногах, но всё ещё продолжал кидаться выполнять работу тех, кого принимал за своих хозяев. Флет чуть не силком заставил его сесть у ведра с водой и начал менять повязку. Сумасшедший терпеливо молчал, покоряясь крепкому воину. Следовало как можно скорее переправить несчастного под опеку лекаря в Убежище. Так как к этому моменту с неба спикировал ваммар с Суари, то предводитель Сопротивления, немного поколебавшись из-за слабости освобождённых ими, всё-таки решился распорядиться о транспортировке раненного воздухом. Узнав о возвращении Ланакэна, к ним поторопилась Силион, однако дорогу преградил молниеносный, как всегда, Гаур и непреклонно заявил:
— Не подходи. Только не ты.
— Но… Что там произошло? Что это значит? — в недоумении от явной солидарности с Беловолосым Крушителем герцога, который только молча покрутил головой и ушёл дальше с освобождёнными пленниками, григстанка не сумела добиться от Тиннариса никакой информации. Лишь пренебрежительно поджал губы и демонстративно отвернулся — не собирается отчитываться. Пусть сам Осилзский разбирается со своей женщиной потом. Пережитое за последнюю ночь вновь наполнило душу охотника холодным желанием уничтожать всех представителей её племени, попадающихся на пути. Теперь самому воспринимается постыдным спасение накануне жизни одного из напавших на Сальвал. Любовница Создателя Убежища заметила какого-то скукожившегося Тални и кинулась к нему. Но и здесь взгляд молодого воина не предвещает добра, оставаясь непривычно колючим, когда поднялся навстречу.