— Не стоит, господин мой. Я должна была так поступить, иначе нельзя было, — от оказанной неслыханной благодарности юное лицо залил непрошеный румянец.
— И всё же мне стало бы легче, если б удалось исполнить какое-нибудь твоё пожелание, даже самое нелепое, — настоял Осилзский. Собеседница надолго задумалась. Видимо есть у неё что-то в фантазиях, однако смелости не хватает вымолвить вслух. Мужчина заинтересовался и торопливо приободрил, норовя казаться несерьёзным:
— Смелее! Не каждый день предлагают выполнение любых грёз. Я, конечно, не кудесник и не чародей, однако по мере возможного постараюсь.
— И… не будете… смеяться? Или презирать? — сорвалось у неё.
— Нет. Обещаю, — несколько оторопел покровитель. По мягким щекам ещё ярче расплескалась краска стыда, но отступать поздно, каприз рвётся наружу.
— Я…
— Смелее! Я жду!
— Можно мне попросить… Я… я видела, как такое делали другие из вашего рода. У человеческих женщин и мужчин так поступают, а у григстанов — нет… Никогда! Я видела… они так непонятно соединяют губы… Им нравилось это. Я… хотела бы попробовать… Нельзя… да?..
Она окончательно стушевалась, переминается с ноги на ногу, но… слова уже прозвучали. Остаётся ждать ответа. А собеседник с ним не спешит от неожиданности. Боец ожидал от чудаковатой соседки многого, но… такого! Просьба и нелепая, и неловкая, и чрезвычайно интимная… Слово дано. Надо исполнять. Да и, собственно, выполнение его из себя страшного ничего не представляет. Только уж…
— Хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Правильно? Ладно, — невнятно пробормотал гость и грубовато привлёк маленькое существо к себе. Внезапное согласие застало врасплох. За то длительное время, которое он не прикасался к женщине, Ланакэн, надо признать, несколько потерял былую ловкость, равно, как и нежность. И всё же не совсем понятное долгое касание его влажных губ принесло необъяснимое наслаждение. Когда сильные пальцы нового предводителя Сопротивления, наконец, разжались, выпуская на волю ещё влажный после купальни тяжёлый шёлк роскошных волос, григстанка едва дышала. Пережитое с трудом укладывается в уме. Безумная Красавица несколько мгновений не осознавала действительность, побледнела, а затем зарделась пуще прежнего, отчего немного выглядывающие уши сделались похожими на лепестки речных цветов.
— Можно один вопрос? Зачем тебе понадобилось просить меня об этом? — не удержал любознательности воин. Она тяжело вздохнула и пожала плечами, но всё-таки призналась:
— Я чужая здесь. Мне никогда не дано узнать любви или ласки. Даже среди григстанов. Ваши женщины так красивы, нежны… Даже наши мужчины признают их превосходство, а назад я уже не вернусь. Меня никогда и никто не сумеет полюбить. Таков мой рок, видимо. Кто-то должен ответить за грех моего народа. Благодарю Вас, что не посчитали мою просьбу чрезмерно обременительной.
— Не стоит… Верно же: хотела ты совсем другого. Только не решилась попросить, — перевёл её текст Осилзский. Теперь Силион не посмела бы посмотреть навстречу даже под страхом пытки. Догадка угодила в цель. Ланакэн неспешно созерцал склонённую головку, а затем украдкой задал весьма непростой вопрос:
— Убеждена, что хочешь именно этого? Не пожалеешь затем, что… связалась с человеком?
— Убеждена, — чуть заметный кивок. В огромных переливающихся зелёных глубинах зародились слёзы обречённости, но вновь удалось удержать их. Одиночество ужасает неизбежностью. И близость столь непонятно почему дорогой уже личности делает существование бесконечно мучительным. И сама не успела вникнуть, когда так глубоко привязалась к нему. Наверное, когда закрыл собой от своих соплеменников, почему-то решившись защищать любой ценой. Слово «никогда», словно занесённый над беззащитной головой меч, давит на разум неотвратимостью.
— Хорошо. Я исполню твоё желание. Раздевайся, — не очень уверенно ответил он.
— Сейчас? — не поверила в реальность происходящего григстанка.
— Да, или тебе уже расхотелось? — ухмыльнулся предводитель Сопротивления, медленно завесил входной проём тяжёлой грубой шторой и остановился. В мыслях неестественно пусто. Оказалось, принятое решение нелегко и для него. Подопечная торопливо выполнила распоряжение и укуталась в простыню по самую шею. Предстоящее пугает и манит. Сбежать бы, но уже поздно. И новое любопытство давит на грудь, мешая дышать. Он подождал, дабы не смущать Силион, а затем обернулся. Кровная кандидатка потупилась, буквально нырнув в себя. Мужчина неторопливо разделся и со смехом заметил: