Искренне ваша
Без малого тридцать лет прошло после этого письма, а Сэнгер все еще ничем не могла помочь несчастным вроде той, которая его написала. В пятидесятом ее волшебная пилюля по-прежнему оставалась сном, размытым и далеким. Всю свою жизнь Сэнгер вела битву, на которую немногие отваживались. Но сейчас она была стара, здоровье подводило. В сорок девятом году у нее случился инфаркт, и сейчас она уместнее выглядела бы на палубе круизного корабля в Карибском море, нежели на пикете. Бывало, что даже ее приверженцев охватывало опасение, что она теряет хватку.
Но Сэнгер знала, что будет продолжать свое дело. Вопрос был в том, надолго ли ее хватит.
Сэнгер и сама была родом из семьи с одиннадцатью детьми. Урожденная Маргарет Хиггинс появилась на свет в тысяча восемьсот семьдесят девятом году в фабричном городке Корнинг, штат Нью-Йорк. Друзья и родные звали ее Мэгги. Ее мать, хрупкая и покорная женщина, умерла в пятьдесят лет от туберкулеза. Отец, Майкл Хиггинс, ветеран Гражданской войны, был резчиком по камню, вытачивал ангелов для надгробий городского кладбища. Мастерская его находилась в большом сарае, и после работы мужчины собирались там поболтать. У Майкла Хиггинса был отлично подвешен язык, и его дочь – шестой ребенок в семье – часто себе представляла, будто он своими словами срезает с людей все внешнее, открывая миру их ангельскую сущность. Друзья его любили и признавали надежным человеком, но чувства Мэгги к отцу были непросты: она всегда считала, что ее мать пала жертвой его сексуальных аппетитов. Выносить и родить одиннадцать детей – это слишком много.
Она и сама опасалась страсти своего отца. В автобиографических записях, опубликованных в тридцать первом году, она описывает, как в детстве лежала в постели матери, заболев горячкой, и вдруг почувствовала, что рядом ложится мужчина:
Это был отец. Я хотела крикнуть, умолять мать, чтобы она пришла и увела его. Я не могла, не смела шевельнуться, опасаясь, что он ко мне приблизится. Это были несколько минут мучительного ужаса.
Сэнгер боролась с чувствами к своему отцу, которые не могла сформулировать. Она обожала его за теплоту, за храбрость и независимость. Она была ему благодарна, что он научил ее быть уверенной и смелой, всегда бороться против косности и ограниченности, где бы их ни встретила. Майкл Хиггинс был когда-то католиком, но перестал верить в Бога. Однажды Хиггинс пригласил для выступления в Корнинге – городе очень католическом – Роберта Ингерсолла, антиклерикала, известного среди своих поклонников как Великий агностик, а среди критиков как Роберт Раненая Душа[12]. Ингерсолл пообедал у Хиггинсов, потом они пошли не спеша в Таун-холл, где Майкл договорился о выступлении, но там их уже поджидала рассерженная толпа и загораживавший дверь констебль. Двенадцатилетняя Маргарет смотрела, как ее отец обратился к толпе и сказал, что желающие послушать Ингерсолла пусть идут за ним на окраину. Хиггинс и Ингерсолл возглавили процессию, состоявшую из Маргарет и нескольких соседей. Пройдя три мили, они к концу дня поднялись на холм, встали под одиноким вязом, и Ингерсолл, наконец, сказал речь.
После этого, вспоминала Сэнгер, детей Хиггинса стали называть «детьми Дьявола… на нас поставили клеймо общественного осуждения». Ее отца больше не нанимали вытачивать ангелов для католического кладбища, и Мэгги на всю жизнь запомнила, что католическая церковь несправедливо заклеймила ее грешницей.
Но Мэгги извлекла из этой истории еще один урок: «С тех пор я знаю: если они думают, что могут заставить нас замолчать, то очень ошибаются».
Она вырвалась на свободу. При финансовой поддержке своих старших сестер, Мэри и Нэн, работавших горничной и гувернанткой в зажиточных домах Корнинга, Мэгги покинула дом и поступила в колледж в Клэйврэке – школу-пансион в долине Гудзона, штат Нью-Йорк. Там она работала на кухне за жилье и питание, но там же начала высказываться на радикальные темы того времени – по поводу избирательного права и женской эмансипации. Когда в тысяча восемьсот девяносто девятом умерла мать, к пятидесяти годам изношенная беременностями, от Мэгги ожидалось, что она вернется домой и унаследует многочисленные домашние обязанности. Ей предстояло провести остаток дней домашней хозяйкой – сперва покорной дочерью, потом покорной женой и матерью, и ее боевому духу следовало угаснуть. Но она снова сбежала – частично благодаря денежной помощи сестер. Мэгги Хиггинс поступила в школу медсестер в больницу «Белые равнины» в графстве Уэстчестер, штат Нью-Йорк. «Мне хотелось жить в мире действия, – писала она. – Чтобы в нем были романы, танцы, ухаживание, опыт». Брак в этот список не входил, но секс там был совершенно точно. Она начала видеть в сексе нечто большее, чем разрядку: путь самосовершенствования, источник здоровья и счастья, даже освобождения, быть может.