— Нужно попытать счастья, Чепчуг! — продолжал один из собеседников, остановившийся только для того, чтобы оглянуться на вошедшую девушку. — Судьба не простит тебе, если упустишь случай. — Невысокий лысый человек по имени Лямуд, который это говорил, отобрал у лекаря горшочек с мазью и отставил его подальше.
Не удавшись ростом, Лямуд зато обладал внушительной головой — лобастой и умной. Ум его сказывался в самом выражении лица, в уголках опущенных губ, привычно запечатанных скорбной думой. И тем значительней звучал в этих устах горячий упрек!
— Я скажу прямо, тут все свои, — начал другой, — ты заслужил свое счастье. Ты, Чепчуг, лучший лекарь Колобжега. Да и в Толпене — кто этих столичных лекарей щупал?
— Это слишком, слишком, — пробормотал Чепчуг, делая осторожную попытку завладеть отобранным у него горшочком.
— Попадешь на лад — хорошо. Не попадешь — тоже ведь голову не снимут, — галдели товарищи.
— Хозяйство на кого я оставлю? — возразил Чепчуг.
Неожиданный довод не был отвергнут с ходу, все задумались и несколько поскучнели. Чепчуг же, вспомнив о хозяйстве, оглянулся на гору посудин рядом с лоханью и крикнул в проем двери между полками:
— Зимка, ты помыла склянки, негодница? А?..
На ответ он, похоже, особенно не рассчитывал. Но Золотинка по естественному для нее побуждению (потому уже, что неряшливая гора склянок вызывала в руках зуд и что в лохани стояла чистая теплая вода, а рядом лежала губка) прошла за прилавок, чтобы принять на себя обязанности негодницы. Она взялась закатывать рукава.
— Да где подсохло-то, размочи, — ворчливо заметил лекарь. Он не придавал излишнего значения вполне уже обнаружившейся разнице между Зимкой и Золотинкой.
— Послушайте-ка лучше меня, — обратился Чепчуг к товарищам. — Любой из вас мог бы вылечить княжича не хуже лекаря. Если вообще рассуждать, в целом.
Послышался ропот несогласия, а Золотинка придержала недомытую фаянсовую чашку и прислушалась.
— Давайте подходить научно! — предложил лекарь, заметно воодушевляясь.
— Давайте! — тотчас же согласились все.
— Что такое научный подход? — продолжал он, трогая себя за коротко стриженную, сплошь седую макушку. Оживление в лавке сменилось благоразумной и настороженной сдержанностью.
Кто-то заметил:
— Зажгите свет!
— Зажгите свет! — загалдели все, потому что сгустился сумрак, а Чепчуговы приятели чувствовали потребность надлежащим образом осветить вопрос.
— Зимка, свечу! — велел лекарь Золотинке.
Она и не подумала возражать, прекрасно понимая, что не стоит задерживаться сейчас на пустяковых недоразумениях, и только спросила торопливо:
— А где свеча?
Но свечу Чепчуг уже нашарил, а у кого-то из курильщиков нашелся в кармане полный зажигательный прибор: кремень, кресало и трут. Высекли искру. Свеча затеплилась, в полумраке проступили носы, блестящие, обеспокоенные глаза, щеки, вздернутые бороды.
— Научный подход состоит в том, — заговорил лекарь, возвысив голос, — чтобы исключить из рассмотрения все лишнее, ненужное, не относящееся к делу и недостоверное. В данном случае мы должны, прежде всего, исключить врожденный изъян речи Юлия.
— Нет, недуг наследника не врожденный! — воскликнул кто-то. — Ни в коем случае!
— Далее мы должны были бы исключить волшбу и порчу.
— Исключить?..
— Но мы не можем этого сделать, — остудил горячие головы Чепчуг. — Мы не располагаем свидетельствами, которые позволили бы исключить злонамеренное волшебство. Однако мы можем принять такую возможность в качестве условного допущения: недуг княжича Юлия имеет естественную природу, а не вызван кознями чернокнижников. Мы обязаны сделать допущение, если хотим продвигаться дальше.
Тихонечко звякнув, Золотинка осторожно возвратилась к мытью склянок. Никто, впрочем, и не глянул в ее сторону.
— Могу только доложить вам, — продолжал Чепчуг, деятельно переставляя по прилавку горшочек с мазью, — что, совершив все первоначальные изъятия, то есть исключив все, что можно исключить, не покидая почву науки, и допустив все, что можно допустить, ощущая эту почву под ногами, я пришел к выводу, что болезнь наследника Юлия есть следствие внезапного душевного потрясения, называемого в обиходе испугом.
Слушатели переглянулись.
— Чепчуг! — протянул Лямуд с разочарованием. — Об этом… это все так прямо и сказано в государевой грамоте.