С Золотинкой происходило обратное: натруженная голова ее отказывалась принимать всю эту прорву сведений, которые она почерпнула в сочинениях Абу Усамы и Сальватория. Она изнемогала под тяжестью противоречивых утверждений. Сталкиваясь с беспомощностью Чепчуга Яри перед тяжелыми человеческими страданиями, она начинала подозревать, что врачевание не наука. Не было в ней того изящного, точного соответствия между причиной и следствием, которое человек вправе ожидать, например, от волшебства. Во врачевании не было ничего твердого, раз навсегда установленного, и только огромный опыт лекаря позволял ему иной раз наугад и на ощупь назначить верное лечение. Нищета и невежество врачевания походили на внезапно открывшуюся Золотинке постыдную тайну. И она краснела, когда больные Чепчуга и вообще горожане, завидев старого лекаря, за двадцать шагов снимали шляпу и почтительно кланялись. Она отошла в сторону и стояла в задумчивости, когда случайно встреченная старуха бросилась перед лекарем на колени и ловила полы кафтана. Золотинка ведь знала, что счастливое излечение старухиного внучонка только случай. И Чепчуг, кажется, знал.
В середине зимнего месяца просинеца по замерзшей Белой привезли из столицы глухо кашлявшего Лямуда. Упрямый коротышка, отстояв выматывающие очереди, пробился-таки к наследнику. Назначенные к делу чиновники определили ему четверть часа, чтобы он мог попытать счастья по способу Абу Усамы… В наказание Лямуд получил пять ударов кнутом. Был он совершенно плох, когда его привезли в Колобжег, кашлял и харкал кровью, стал неразговорчив и раздражителен.
Чепчуг посмотрел изрубленную кнутом спину и, глянув на Золотинку, покачал головой. Она поняла и уже не смела расспрашивать неудавшегося целителя о княжиче Юлии, о столице и вообще обо всем, что ее так сильно занимало. Когда они покинули больного Лямуда, Золотинка спросила Чепчуга Ярю:
— Выходит, наследника Юлия нельзя излечить?
— Слишком много врачей! — живо и как будто с удовлетворением отвечал Чепчуг. — Сильные мира сего не самые счастливые люди. Они не принадлежат себе, вокруг всегда толчея. Я слышал, прошения подают князю на подпись прямо в постель. Все на что-то рассчитывают, все глядят жадными глазами. Вот и толпа лекарей, они же друг друга топят. А затем несчастных секут кнутом и выставляют на позор. Княжич, конечно, утратил доверие к врачам, он их и ненавидит, и боится.
— Да, — задумчиво подтвердила Золотинка. — Сильные мира сего не могут найти одиночества… Но ведь, выходит, Юлий как раз нашел: разучился понимать слованскую речь и отгородился от всех? — она и сама удивилась открытию. Но не задержалась на нем.
Это было месяца просинеца в двадцать третий день 769 года.
В эту зиму она ужасно зябла и вот однажды, вернувшись домой, кинулась к полуостывшему очагу отогреть руки. В гостиной стоял накрытый стряпухой обед, тоже остывший. Из щелей замороженного окна ощутимо дуло.
— Папа! — несчастным голосом выкрикнула Зимка, сбегая по лестнице в горницу. Она и дома не снимала волчью шубу, щеки ее румянились, но глаза блестели слезами. — Папа, ты слышал?
Теперь и Золотинка насторожилась, охваченная неясным беспокойством.
— Княжич Юлий!..
— Излечен? — ахнул Чепчуг.
— Женится!
— Ну что же, — пожал плечами Чепчуг, — дело доброе.
А в груди у Золотинки похолодело.
— Принцесса Нута Мессалонская! — воскликнула Зимка, раздражаясь от отцовского спокойствия. — Пока ты тут разглагольствовал, они послали сватов. Нута Мессалонская прибудет морем в начале лета, — вот! Она будет здесь, в Колобжеге!
— Нута Мессалонская? — пробормотал Чепчуг. Совиные глаза замигали. Он оживился, как это всегда с ним происходило, когда случалось набрести на занятную мысль. — Ты знаешь, в предгорьях Меженного хребта с западной, мессалонской его стороны встречается дерево карнаух, плоды его собирают поздней осенью нарочные сборщики — карнаухи…
Зимка дико глянула на отца, готовая разрыдаться, он этого не заметил. Тогда ей пришлось таки разреветься. Чепчуг так и осекся, недоуменно озираясь. Но Золотинка не оказала ему поддержки и молча вышла из комнаты.
Слухи подтвердились. По городу говорили, что княжич Юлий будет встречать высокородную невесту в Колобжеге, на пристани, при первых шагах мессалонской принцессы по слованской земле. И что княжич прибудет в Колобжег заранее, не позднее травеня. Ожидается наплыв гостей из столицы. Несколько сот или даже тысяч придворных, включая высших сановников государства.