Гул голосов вокруг быстро стихал, стало слышно, как могучим хором вздыхали в уключинах весла, с шуршанием и плеском, большие, как мачты, шли они в воде ровными рядами.
Полная женщина в зеленых шароварах чудовищного объема перевела сказанное неуловимыми переливами мессалонской речи. Выслушав вполоборота, Нута кивнула и вернулась глазами к разрезу.
Юлий не понимал ни ту, ни другую сторону, потому что не имел при себе толмача. Он ссутулился в кресле и, оглядывая Золотинку, пронзительно потом озирался, словно пытаясь уразуметь, что тут вообще происходит. Ни очумелый вид истаявшей от утомления лекарки, ни приятные ужимки Рукосила — ничто не давало ему подсказки.
— Имя этой девушки, которая ложно именует себя Золотинкой, — продолжал Рукосил с новым поклоном, — принцесса Септа из рода Санторинов.
Легкий вздох изумления среди слован, и, когда женщина в зеленых шароварах перевела, еще более явственный гул разноречивых чувств среди мессалонов.
— Среди прочих государственных обязанностей, возложенных на меня великим государем Любомиром, одна из самых утомительных и ответственных — должность судьи Казенной палаты. Должен сказать, что я принужден по роду службы разбирать множество неприятных дел о незаконном волшебстве, ведовстве, о сглазе и порче, о привороте, оборотничестве. И вот прошлой осенью, сколько помнится, в мои руки попал оборотень, который оказался на поверку некой довольно никчемной старухой из Колобжега по имени Колча. Оказавшись перед лицом ээ… строгих испытаний, весьма строгих испытаний, я бы сказал, старуха стала на путь раскаяния и добровольного сотрудничества с властью. Среди вещей Колчи нашли между прочим старый попорченный, но хорошего дела сундук, который старуха, по ее уверениям, выловила в бушующем море более семнадцати лет назад. Сундук представлялся мне волшебной вещью, применение которой не просто было разгадать. Досада, раздраженное воображение, ревность к порученному великим государем делу прямо-таки изводили меня, лишая сна. Наконец, в некотором умопомрачении я схватил топор и обрушил его на сундук, чтобы разнести в щепы. И тайна открылась. Разломав сундук, я обнаружил за внутренней его обивкой старый лист пергамента. Морская вода в свое время попортила письмена, но все же можно было разобрать мессалонский язык, неплохо мне известный в силу служебных обязанностей. — Последовал изящный поклон престолу. — То было письмо несчастной принцессы Нилло. Письмо, как я понял, составлялось в несколько приемов, и последняя приписка последовала на гибнущем в море корабле. Нилло уложила свою шестимесячную дочь Септу в сундук, упрятала письмо под обивку и, когда надежда оставила несчастную, с помощью немногих верных людей, которые сопровождали принцессу в ее скитаниях, бросила сундук во вздыбленную пучину. Море оказалось милосерднее к девочке, чем к матери. Принцесса Нилло и все корабельщики до единого утонули, а сундук с убаюканным младенцем, маленькой принцессой Септой из рода Санторинов, выловила старая хищница Колча, о которой я вел речь прежде.
Отступивши на два-три шага, Рукосил отвесил Золотинке земной поклон, то есть, согнувшись в поясе, коснулся палубы рукой. Она только поежилась от знака учтивости, достойного царствующих особ.
Закоченев чувствами, она не понимала своих отношений с Юлием, с Рукосилом, не понимала самой себя и так же мало способна была радоваться, как сознавать значение случившейся с ней перемены. Единственное, что не казалось ей загадочным и непостижимым во всем, что теперь происходило, так это поведение Рукосила, который, обнаружив письмо, повел себя так… как должно. Ее не смутило — вряд ли она способна была разбираться сейчас в таких тонкостях, — что великодушный Рукосил таил это потрясающее открытие много месяцев. Наверняка он знал, кто такая в действительности Золотинка, когда посылал ее к позорному столбу… и когда допустил ее к Юлию — тоже. Однако нынешнее, несомненное благородство Рукосила и самое это коленце, что выкинула ни с того ни с сего судьба, не давали возможности сомневаться. Так что потрясенная, измученная, ошеломленная и сбитая с толку Золотинка — или принцесса Септа? — приняла подарок судьбы к сведению. На большее она оказалась не способна.
— А вот и само письмо, — продолжал между тем Рукосил.
Он достал из кармана скрученный свитком сероватый лист и, коснувшись в поклоне палубы, передал его принцессе Нуте.
— Если не ошибаюсь, — сказал он при этом, — принцесса Септа приходится вам троюродной сестрой.