Остались от Золотинки только большие глаза с влажным блеском да выразительные брови.
— Так и поедешь?.. Чумичкой? — спросил вдруг Кудай с внезапно прорвавшейся и ничем не объяснимой злобой.
Золотинка на миг опешила, но не обиделась. То важное и торжественное, что ощущала она сегодня в своей душе, трудно было поколебать мелкими житейскими недоразумениями.
Она подумала, что слабодушному, не очень здоровому, бездарному, может быть, никогда не знавшему, как казалось, щедрой любви, бесполому какому-то Кудаю не весело. А зависть, озлобленное самомнение, самообольщение… едва ли они облегчают жизнь. При том же, подумав, вспоминаешь и о собственной вине: зачем же ты так радостна, ловка, умна и прелестна?
Золотинка легко спрыгнула в лодку, ученика волшебника спустили. Устроившись на сидении, Кудай одернул кружевной воротник, возвращая себе достоинство. После чего заговорил. Удивительно было, как легко, без всякого повода он переводил речь на себя самого.
— Но все дело-то в камне, — разглагольствовал Кудай, хватаясь за сиденье и за борт. Лодка вышла на крутую речную волну, которая дробилась здесь о сильный морской прилив, отчего получался сулой — неприятная толчея и быстрины. — Будь ты хоть семи пядей во лбу, а если нет у тебя такого вот камешка… что тебе за цена? Кто тебя знает? Никто тебе спасибо не скажет, хоть полвселенной на голову поставь.
Золотинка подумала, что такого рода подвиг не стоит благодарности, но от замечаний воздержалась.
— А ведь я не так уж и молод, как кажусь, — почему-то хихикнул Кудай. — Внешность обманчива.
Не решаясь ходить морем, он велел править к речной пристани, откуда оставалось до города еще несколько верст по каменистой, большей частью застроенной с обеих сторон дороге. В переполненных лужах стояла мутная белая вода, мыльная после дождя земля скользила под подошвами, приходилось пробираться обочиной по неровному щебню.
Кудай совсем раскис. Скоро он даже перестал канючить, чтобы Золотинка повременила, а просто хватался за нее, беззастенчиво наваливаясь всей тяжестью. Несколько верст, отделявших речную пристань от Воробьевых ворот, превратили его в развалину с мутным взором, ноги разъезжались, а руки дрожали. Золотинка не раз уже пожалела, что не дождалась Поплеву с Тучкой, а отправилась с внезапно и непоправимо одряхлевшим ухажером. Она тоже измучалась — и за себя, и за него.
Неподалеку от городских ворот, перед подъемом, который кончался узким деревянным мостом, остановились отдышаться. Кудай тяжело опустился на придорожный уступ, а Золотинка осталась стоять, потому что сесть больше было негде.
— Зна-а-ете что-о… Золотинка, — дрожащим от усталости голосом сказал он, заставив девушку вздрогнуть, — а попросите вы у хозяина Асакон.
— Как это попросите? — изумилась Золотинка. — Кто мне его даст? Асакон. Вот новости!
— Миха Лунь даст.
Больше к Асакону Кудай не возвращался. Кажущееся равнодушие Кудая к столь занимавшему его предмету смущало Золотинку не меньше, чем самая внезапность разговора. Хотелось все же понять. Когда вошли в город, она спросила с не обманувшей никого беспечностью:
— Почему вы думаете, что Миха Лунь доверит мне Асакон?
Кудай остановился:
— Девчонка потому что, соплячка! Кто же доверит Асакон умному человеку?
Если Кудай пожалел о сорвавшемся слове, то не в этот озлобленный миг. Позднее, когда подходили к дому, он словно нехотя залебезил, пытаясь ослабить впечатление от своей разительной откровенности. Но вот что он не принял во внимание: чистосердечная грубость Кудая Золотинку убедила. Она задумалась.
В доме волшебника бросалась в глаза новая кричащая обстановка: кровавых тонов тяжелые занавеси, ослепительно начищенные подсвечники и ковры. С задней половины разносились кухонные запахи и слышны были молодые женские голоса, которые свидетельствовали, что особняк не остался без прислуги.
Посреди увешенного коврами покоя, спиной ко входу стоял в просторном халате Миха Лунь. Запрокинув голову, он глядел в потолок. Ничего особенного там не было: переплетение каштановых балок и таких же каштановых потолочин между ними. Волшебник оглянулся.
— Ты пришла, — отметил он, без удивления окинув взором убогий наряд девушки.