На том и договорились, и Эдрин Дилайн удалился вместе со своими людьми.
— Он, наверное, и не думал, что ему удастся так нажиться, — сказала Эньяра. — Знаете, как говорят: талдиринцы чуют золото, как медведи мед. Лучше не попадаться ни тем, ни другим. Во всяком случае, от этого он делается только надежнее, не так ли?
Оризиан вздохнул:
— Я бы лучше доверял не жадности, а чему-нибудь другому, но это более или менее безопасная сделка. Впрочем, талдиринец не много наторговал бы в Гласбридже или Колкире, если бы стало известно, что он бросил нас здесь. Хотя бы только по этой причине он будет нам верным другом.
— А еще говорят, что женщина может себя чувствовать в безопасности только рядом с мертвым талдиринцем, и то лишь иногда, — заметил Рот.
Эньяра на это только пожала плечами:
— Я сама могу постоять за себя.
Оризиан улыбнулся на такую убежденность. Настроение Эньяры улучшалось по мере того, как отступали опасности. Мрак, сквозь который они с таким трудом пробивались, действительно потихоньку расступался, и впервые за многие недели надежда не казалась такой уж неблагоразумной вещью.
Всего лишь в полудне ходьбы от Колдерва, на северной стороне Кар Крайгара среди редкого леса поднимался покрытый дерном невысокий холм с несколькими чахлыми деревцами. Кейнин расположил свой лагерь под защитой этих истрепанных стражей.
Они торопились, и от этого переход по горам был еще труднее, хотя больше все же беспокоили холод и снег, чем лесные твари со своими стрелами. Кейнин опасался, что их продвижению могли бы помешать Лисы, но тех нигде не было видно. Правда, он знал, что сотни Лис уже прошли по Кар Крайгару. В лесу они видели трупы — приметы борьбы между кланами, — но волна жестоких дикарей все время катилась впереди отряда Горин-Гира. Некоторые из мертвых кирининов, которых они находили, были изуродованы или даже расчленены. Это были мужчины, женщины и дети, растянутые между деревьями или приколотые к земле. В глубине души Кейнину было противно, что он движется по следам обезумевших от крови лесных тварей. Только огромная нужда удерживала его на этой тропе: пока дети Кеннета нан Ланнис-Хейга не будут схвачены, он не сможет сказать, что сдержал обещание отцу. Бессмысленность и жестокость убийств, которыми Белые Совы наводнили весь лес, служили и его целям, потому что весть о них очень скоро донесется до Колдерва.
На безлесной и почти голой земле Кар Крайгара их донимали снежные бури. Скользкие скалы и снег потребовали нескольких жертв. На враждебных склонах негде было отдохнуть, поэтому теперь, когда острые пики остались за спиной, он разрешил короткую передышку на этом одиноком бугорке. Безрассудством было бы вести усталых и ослабших воинов вглубь незнакомых земель.
Тан (он все еще не привык именовать себя таном) сидел на темно-коричневом дерне, размешивая, как простой воин, обломки, кажется, последней галеты в жидкой овсяной каше, когда измученного вида человек вскарабкался к нему на холм и пал пред ним на колени. Это был один из стражей, выставленных по периметру лагеря. Кейнин спокойно поставил миску и рукавом вытер губы. Он ждал, когда человек заговорит.
— Здесь инкаллим, правитель. Один из Охоты. Он хочет поговорить с тобой.
Сообщение возбудило любопытство Кейнина.
— Приведи его ко мне.
Из леса появился человек в сопровождении большой охотничьей собаки с внушительной челюстью. Зверь тяжело взбирался вслед за хозяином на холм. Кейнин подумал, что, несмотря на самый дикий и угрожающий вид сурово обучаемых псов Охоты, инкаллимы никогда не берут своих питомцев на поводок. Конечно, если бы их водили на привязи, то люди куда как менее охотно общались бы с инкаллимами, а это противоречило целям и желаниям Охоты.
Инкаллим держался независимо и спокойно, но и это не могло скрыть следов тяжелого перехода. Он был бледен и изможден, как человек, несколько дней мало евший и отдыхавший. Когда он остановился перед таном, пес сел рядом с хозяином и не сводил с Кейнина темных глаз. Кейнин не поднялся с дерна, и после некоторой заминки инкаллим присел перед ним на корточки.
— Правитель, — обратился он.
— Ты из отряда Кеннека?
— Да, Охоты. Нас двое шло по следам девчонки Ланнис-Хейг, по вершинам от водопада, возле которого убили полукровку.
— И?..
— Их было шестеро. Две твари, на'кирим, воин Ланнисов, девчонка и юноша. Похоже, ее брат.
Кейнин поморщился и раздраженно потер лоб.
— Значит, вы не сумели их убить, — проворчал он.
— Мой товарищ попытался, когда они спускались с гор. Я подумал, что лучше следовать за ними на расстоянии, чем рисковать не только собственной жизнью, но и потерей их следа.
— Конечно. Где они теперь?
— Сегодня утром они вошли в Колдерв. Если бы я знал о вашем приближении, я бы последовал за ними в город и предпринял бы еще одну попытку.
— Игрис! — крикнул Кейнин, с трудом поднимаясь на ноги. При этом его миска опрокинулась и немного откатилась.
Щитник Кейнина пустился рысью со своего поста, который он занял недалеко от правителя.
— Найди всадника с самым быстрым конем, — рявкнул Тан. — Пусть отправляется в Колдерв. Я хочу, чтобы он доставил сообщение тому, кто там правит, кто бы это ни был: пришел Темный Путь, и если дети Ланнис-Хейга не будут переданы мне, я сровняю город с землей. Я уничтожу все их племя и утоплю в реке каждого ребенка.
Игрис кивнул и отправился выполнять приказ.
— И сворачивай лагерь, — крикнул ему вслед Кейнин. — Всем быть готовыми выступить вместе с вестником. Я хочу завтра с первым светом увидеть Колдерв.
VI
Стены храма Мудрого Инкалла в Кан Дредаре примыкали к лесу. Сотни сосен стояли и внутри его границ, покрывая землю больше чем вековым слоем иголок. Только очень сильный ветер мог немного развеять густой смолистый аромат. Редкий звук раздавался под темными, зелеными кронами, разве только щебетали прятавшиеся в них от зимы птички, да изредка колокольный звон сообщал о каком-нибудь ритуальном обряде. Город внизу, в долине — небрежно раскинувшийся оплот Крови Гир, — тоже нечасто давал знать о своем существовании. Даже самые бойкие дети знали, что лучше не посягать на гранитные стены Святая Святых.
Это были владения Теора, и, кроме самых первых лет его жизни, здесь был его дом. О своих родителях у него остались самые смутные, почти уже смытые временем воспоминания. Ему было не то пять, не то шесть — точнее он сказать не мог, поскольку никаких записей не велось, — когда в обмен на несколько серебряных монет родители отдали его в инкаллимы. Очень многие попадали в Инкалл таким же путем. Когда ему случалось вспомнить об отце с матерью, Теор испытывал благодарность к ним за такое решение.
Сегодня среди деревьев и между зданиями Храма наблюдалось необычное оживление. Кроме самого Теора, наряженного в парадное платье Мудрого Инкалла, здесь были воины Боевого Инкалла и угрюмоликие ловчие и следопыты Охоты. Такое скопление народа случалось только несколько раз в году: либо при официальных церемониях, либо, как сейчас, по поводу сбора Первых в Круглом Зале. Теор знал, что эта суета была лишь бледным отражением того, что творилась за стенами храма: Кан Дредар охвачен волнением, людей взбудоражили слухи о великих победах на юге. На улицах и базарах только об этом и говорили.
Теор шел к Круглому Залу в одиночестве. Когда происходят такие собрания, Первые и приходят, и уходят без сопровождающих лиц. Дубовые двери зала стояли нараспашку и ждали его. Только одинокий слуга подметал покрытый плиткой пол просторного, круглого зала. При появлении Теора человек, не поднимая глаз, тихо удалился. Зал был простым, ничем не украшенным. Только в центре светилось небольшое желтоватое пятно от нескольких зажженных на подставке свечей. Вокруг нее стояли три стула.