— Я не могу остаться, — ответил Иньюрен. Он прилагал огромные усилия, чтобы отчетливо видеть лицо собеседника. Как будто красная тонкая сетка была натянута на глазах у Эглисса, и кожа у него была, как у трупа. Воспаленная рана портила нижнюю губу. Имелись и другие, не столь явные знаки, которые только Иньюрен мог прочесть.
— Ты перехитрил самого себя, не так ли? Предпринял что-то, что было выше твоих сил?
Эглисс небрежно отмахнулся, но Иньюрен сразу почувствовал его раздражение.
— Какая-то женщина, шпионка, подслушивала нас. Я ее выгнал. — Эглисс посмотрел вдаль. — Так, ясно. Положить поперек следа дин хем. Умно. Чья была идея? Совы жаждут крови Лис, но это их отворотит. Пока. Это, конечно, не важно. Я пришел за тобой.
— Я могу умереть, но твоя болезнь глубже, Эглисс. Она тебя разрушит. Ты должен это знать. — Иньюрен закашлялся и почувствовал солоноватый привкус во рту. Горло жгло.
— Пожалуйста, — опять прошептал Эглисс, и на этот раз его голос был ласковым. Иньюрен почувствовал, как чужая воля кладет пальцы на его мысли. Ему очень хотелось сделать так, как просит Эглисс: освободиться от страданий, уцепиться за драгоценную жизнь.
— Ты не властен связать меня своей волей. Тебе не хватит мастерства.
Некоторое время Эглисс стоял, такой же неподвижный, как киринины, и просто глядел. Какая-то облачность, кровавая по краям, мешала Иньюрену смотреть, поэтому видел он немногое, только лицо Эглисса. Ему казалось, что он многое видит на этом лице: застарелый гнев и жажду, но и еще кое-что в глазах и бровях, которые говорили о замешательстве и боли, как у ребенка, который не понимает, почему его отталкивают.
— Последний шанс, — сказал Эглисс. — Я прощу тебе все уколы, если ты вернешься со мной. Учи меня.
— Нет.
Эглисс резко повернулся и отошел. Иньюрен испытал странное чувство облегчения.
— Постой, Эглисс.
Тот оглянулся.
— Рано или поздно они убьют тебя, — сказал Иньюрен. — Белые Совы или Темный Путь, или Крови Хейг. Ты думаешь, что если сможешь играть в их игры, то станешь частью этого всего. Но ты не сможешь, Эглисс. Им не нравится, что ты хочешь стать одним из них.
Эглисс от ярости даже оскалился, выдернул копье из руки ближайшего киринина, шагнул к Иньюрену и вогнал копье ему в живот настолько глубоко, что вошло даже древко.
— Никаких игр, человечишка, — прошипел Эглисс. Иньюрен тяжело откинулся назад. Но Эглисс не дал ему упасть. — Ты как-то сказал мне, что я собака, вообразившая себя волком. Кто я теперь? Волк или собака?
— У тебя сердце пса.
— Очень хорошо. Но эти звери гораздо сильнее твоих.
— Я сделал свой выбор, — пробормотал Иньюрен и почувствовал, как с его губ уходят последние силы и устремляются в морозный воздух. Все оказалось легче, чем он ожидал.
Эглисс плюнул ему в лицо и выдернул копье. Иньюрен упал на бок.
Эглисс отступил на шаг и пробормотал:
— Жаль.
— Кончайте его, — приказал на'кирим на языке Белых Сов. Доля пела в его словах, сообщая приказу такую силу, что не исполнить его было нельзя. Киринины кинулись вперед. Они столпились вокруг Иньюрена, и он исчез в мелькании топчущих ног и безумии копий. Эглисс некоторое время наблюдал за этим, потом повернулся и пошел к своему коню. Вскакивая в седло, он вскрикнул, в крике слышались и боль, и гнев.
Отъезжая, он не оглядывался, но низко сгорбился. Киринины выстроились за ним, и скоро всех поглотил лес. Окровавленное тело на'кирима из Колгласа осталось лежать на мокрой траве в ожидании отвратительных птиц. Только раскатывался грохот водопада.
4. Кар Крайгар
От высоких вершин Тан Дирина — Горного Мира — цепи пиков поменьше, как руки, простирались во все стороны. Самая длинная среди них — Кар Крайгар. Не такой мощный и свирепый, как Кар Дайн на севере, но все же довольно дикий и почти неодолимый, Кар Крайгар представлял собой огромную стену из горных вершин, протянувшихся между долинами Дерва и Гласа. Внизу его склоны заросли лесом, но самые высокие вершины украшают только обдуваемые всеми ветрами каменные осыпи да мох. Даже летом во впадинах и на склонах, которые никогда не видят солнца, держится снег. Когда же лето сменяется зимой, и ночи становятся длиннее, Тан Дирин посылает свое дыхание с крыши мира вниз, и тогда Кар Крайгар накрывают снежные бури. И еще в этом печальном, неприветливом, изматывающем душу месте сохранились остатки древних городов и крепостей. Говорят, народ жил в этих местах, когда Боги еще не покинули мир.
Должно быть, народ этот был сильнее и талантливее нас, если сумел построить столь грандиозные здания в таких местах. Те, кто посещал руины — киринины или предводители каких-нибудь меньших народов, или охотники из долины Гласа, — приходили сюда как любопытствующие странники или барахольщики. Они не доверяли этим заброшенным местам и рассказывали о призраках и зверях, которые охотились за ними. Хотя скорее всего их тревоги имели более глубокие корни; возможно, они не хотели, чтобы им напоминали о том, как в сравнительно недалеком прошлом они не поладили с предками тех, кто жил с верой в Богов.
I
В воспоминаниях город Дан Эйгл сохранился каменным и мраморным. Расположенный на стыке пастбищных и охотничьих угодий на севере земель Эйт-Хейга, он был местом сидения всех королей Эйгл, от первого, Эббана, до последнего, Лерра, мальчика, убитого в Ин'Вее. Дворцы, уцелевшие среди огня и разрушений, которые сопутствовали падению королевства, и среди последовавших затем Бурных Лет, еще метили город, но совершенно обветшали, когда богатство и власть ныне правящих танов Эйт пришли в упадок. Блеск тогдашних королевских резиденций еще угадывался в обваливающейся архитектуре и осыпающихся мозаиках и фресках, кое-где мелькавших под разросшимися сорняками. Но это только добавляло виду города запущенности и распада. Стаи одичавших собак рыскали по дворам и садам, в которых когда-то короли, правившие от Долины Слез до Золотого Залива, проводили свои дни. Отчаявшиеся бедняки, нищие и воры были единственными людьми, кто теперь искал приюта под крышами, под которыми еще звучало эхо проводившихся здесь когда-то помпезных церемоний.
Невредимым остался один-единственный дворец: длинная, с невысокими укреплениями резиденция на северной окраине города, где в пьяном уединении жил Тан Рейнал ок Эйт-Хейг. Вообще-то резиденция называлась Бен Илин, но многие именовали ее Дворцом Пьяни. Кровь Эйт пришла в упадок совсем не в ранние дни влияния и великолепия. Отнюдь. Череда распутных и расточительных правителей довела ее до нынешнего раболепного повиновения танам Хейг, и теперь даже над собственными землями власть самого Рейнала была весьма незначительной. Правители из Эсджера и Ист Норры с далекого побережья, банды разбойников и поселенцы, моющие золото на голых Холмах Дальнего Дайна, отряды солдат Хейга, патрулирующие самые большие дороги на территории Рейнала… Много жило в его владениях таких, чья верность ему в лучшем случае была символической.
Тейм Наррадин да Ланнис-Хейг въехал верхом в этот увядающий город во главе измученных людей. Его отряд стал еще меньше. Больных и самых слабых оставили в Веймауте под бдительным присмотром одного из нескольких торговцев, чьи корни прорастали из долины Гласа. Никто больше не умер на западной дороге вдоль побережья На Вея и вверх через Дремен к Дан Эйглу, но свою дань поход взял. У них кончилось все продовольствие, и они питались только тем, что по пути удавалось купить или выменять у сельских жителей. Тейм был рад, что земли Хейга остались позади, и даже вид мрачного и грубого Дан Эйгла был ему приятен. Сами по себе Крови Эйт-Хейг были еще менее дружелюбны, чем Хейги, но то, что отряд сюда добрался, означало скорое появление более приветливых земель; через несколько дней они будут уже в Килвейле, на южной границе Килкри-Хейг. Вот там они найдут настоящих союзников.