Когда Оризиан проснулся, огонь в костре уже превратился в кучу золы. Лучи дневного света тянулись из внешнего мира. Он облизал губы, они пересохли и потрескались за ночь. На полу справа от него свернулись два клубочка: Рот и Эньяра. Он посмотрел на кирининов, но их не было. И место Ивен у огня тоже было пусто. В первые несколько мгновений после пробуждения он чуть не извелся от мысли, что чего-то не хватает. И только поднявшись на ноги, понял, что монотонные завывания ветра сменились полной тишиной. Не чувствуя под собой затекших ног и слегка пошатываясь, он вышел наружу.
Даже без ветра морозный воздух вышиб слезы из его еще сонных глаз. Было раннее утро, но он на удивление хорошо выспался, да и спал хорошо. Разрушенный город простирался под ним. Застывшая сеть скал разметалась по всему белому снегу, выпавшему ночью.
Он испуганно подскочил, когда под карнизом платформы, перепрыгивая с валуна на валун, появилась Эсс'ир. Он протянул руку и втащил ее на площадку. Она почти ничего не весила, и рука у нее была мягкая.
— Хорошо выспался? — спросила она, и он кивнул.
— Где Ивен? — спросил он.
Эсс'ир фыркнула:
— Ушла с первым светом.
— А Варрин?
— Охотится. На снегу заячьи следы.
— Значит, полагаю, нам остается только ждать, когда они с Ивен вернутся.
И они стали ждать. Рот и Эньяра проснулись, голодные, холодные и недовольные. В углу пещеры под дерюгой лежали сухие дрова, и Рот решил снова разжечь костер. Все сгрудились вокруг огня.
Только Эсс'ир не сиделось, она снова и снова поднималась и выходила наружу на несколько минут. Когда же возвращалась, то тоже не столько сидела, сколько вертелась и разглядывала примитивные рисунки на стенах. Когда Оризиан спросил ее, в чем дело, она что-то пробормотала, но он не разобрал, что именно. Наверное, просто эта пещерка слишком не похожа на те леса и открытые небеса, которые так любили киринины.
Через час или два появился Варрин с белым зайцем в руке. Он бросил на пол окровавленную тушку и поморщился. Потом потер глаза и опять вышел.
— Ветер слабый, не выдувает дым, — объяснил Рот.
Теперь и у Оризиана стало есть глаза, они заслезились. Через несколько мгновений он не выдержал, вышел на широкий карниз и сел на нем, скрестив ноги, съежившись и обняв себя руками, чтобы сохранить хоть какое-то тепло в теле. Варрина нигде не было видно, зато появился Рот и сел рядом с ним. Гигант явно хотел что-то сказать, но все как будто не решался.
— Интересно, куда ушла Ивен? — полюбопытствовал Оризиан.
— Лучше слишком глубоко не вникать в ее дела, — посоветовал Рот. — Все-таки она больше лесное существо, чем человек.
Оризиан мягко возразил:
— Я думаю, она нам друг. Иньюрен считал, что она могла бы стать другом.
— Значит, ты направишься в Колдерв?
— Иньюрен сказал, что мы должны это сделать.
— Я знаю, ты любил его, Оризиан, и это хорошо, что ты придаешь такой вес его словам, но ты уверен? Я не то чтобы не доверяю ему или сомневаюсь в его мудрости. Я знаю, что в человеческих делах он разбирался даже лучше, чем ты или я.
Пожилой воин посмотрел в глаза Оризиану, и тот ясно увидел любовь и заботу, глубоко спрятанные в глазах щитника. А еще он увидел седину, которой не было в бороде еще несколько недель назад.
— Оризиан… — начал Рот, но замолчал и откашлялся. — Оризиан, вполне возможно, что теперь ты Тан. Думаю, это самое вероятное.
Эту мысль Оризиан неуклонно отбрасывал еще с тех пор, как Эньяра рассказала ему о том, что происходило в Андуране. Он знал, что должен будет столкнуться с этим лицом к лицу, но надеялся, что у него есть еще немного времени.
— Будем надеяться, что нет, — пробормотал он, опустив глаза. Ему вспомнился Фариль. Его брат мог бы стать прекрасным таном. Но не станет. Рассудок Оризиана восставал против этой мысли. Теперь уже ничему не поможешь. И нет смысла представлять себе мир таким, каким он никогда уже не будет.
— Конечно, конечно, — заторопился Рот. — Возможно, Кросан или Нарадин, а может, и малютка, еще живы. Но, возможно, и нет.
— Рот, я, так же, как ты, это знаю.
— Да. Прости, — сказал щитник.
Оризиан положил ладонь на руку Рота.
— Просто я не хочу быть Таном.
— Это только ощущения. Только глупец не понимает, что дать присягу легче, чем быть тем, кому ее приносят.
Оризиан подумал, что, может быть, и так. Но кому на самом деле тяжелее: Килану, который дал обет, лишивший его жизни, или ему, Оризиану, которому щитник клялся?
Он улыбнулся Роту:
— Незадолго до всего случившегося я думал, что ты уже готов был отложить меч в сторону. Я ошибался?
Рот застеснялся, как будто ему напомнили о какой-то детской глупости.
— У меня была мысль, даже полмысли. Например, ферма, как та, на которой я вырос. Просто чтобы где-нибудь немного отдохнуть. Чтобы хоть последние годы прошли спокойнее.
Потом голос его окреп, в нем не осталось и намека на спокойствие:
— Теперь эта мысль исчезла, Оризиан. Никогда не сомневайся в этом. Я не покину тебя, даже если ты забросаешь меня камнями. Ни за что до тех пор, пока могу поднять меч.
Оризиан улыбнулся:
— О, это я знаю очень хорошо, Рот.
Они поговорили еще немного. А потом до них донесся запах приготовленного мяса.
— Скажи мне, как ты думаешь, что я теперь должен делать? — наконец спросил Оризиан.
— Я пойду с тобой, куда бы ты ни отправился, но на мой выбор, я бы сказал, что мы должны идти в Гласбридж. Если ты их Тан, люди должны объединиться вокруг тебя. И если Эньяра права в том, что во главе наших врагов Горин-Гиры, то они туда придут. Там их корни, стало быть, они должны попытаться.
Оризиан повесил голову. Он знал, что Рот действительно всегда пойдет за ним, куда бы он его ни повел, и отдаст за него жизнь, если понадобится. Как это уже сделал Килан. И о чем еще страшнее думать, сделают многие другие, если он и вправду теперь Тан Крови.
Он тихо ответил:
— Мое сердце говорит мне то же самое. Но Иньюрен, кажется, был совершенно уверен, что это наш единственный шанс. Я не думаю, что Эсс'ир и Варрин согласятся пойти этим путем, если…
Внезапный звук прервал его. Появилась Ивен с огромной охапкой меха, перевязанной бечевкой. Оризиан и Рот встали. Она еще ничего не сказала, но ее злой взгляд устрашил даже Рота.
— Я чувствую запах дыма, — рявкнула она.
— Мы разожгли костер, — объяснил Оризиан. Они с Ротом даже немного попятились, когда она швырнула кипу меха на землю и шагнула к ним.
— У вас что, совсем соображения нет? — строго вопросила она. — Вам не пришло в голову, что топливо здесь добывается немного труднее, чем в ваших уютных замках? Вы где-нибудь видите деревья? — продолжала допрашивать она, обводя широким и нелепым жестом всю снежную, скалистую панораму передними.
Оризиан оглядел низину. Рот сделал то же самое. Ивен даже застонала от раздражения и ринулась в проход. Рот с Оризианом переглянулись, вздернув брови. А потом услышали, как сердитая на'кирим приветствовала Эсс'ир и Эньяру.
— Совсем не обязательно испытывать на себе гнев кого-нибудь из ее рода, — отдуваясь, сказал Рот. Оризиан задумчиво кивнул, но внимание его уже было обращено совсем на другое. Он смотрел на груду меха, оставленную Ивен на выступе.
— Как думаешь, эти меха для нас? — поинтересовался он, энергично растирая озябшие руки.
— Смею надеяться, но давай подождем, пока она сама это скажет, — ответил Рот.
V
Когда Ивен немного остыла, она подтвердила, со всей любезностью и добрым юмором ужаленного пчелой мула, что меха действительно предназначены для гостей. И Оризиан, и все остальные сразу в них закутались. Сидевший у костра и наблюдавший за обугливавшимся зайцем Оризиан впервые за последние дни почувствовал настоящее тепло, проникавшее до самой глубины души. Ивен неохотно разрешила оставить огонь, поскольку заяц уже готовился, когда она вернулась. Они жадно съели его, не обращая внимания на стекавший по подбородкам жир и евший глаза дым. Эсс'ир сломала лапку и высосала костный мозг. В одном из глиняных горшков Ивен они растопили снег, чтобы утолить жажду.