Эньяра положила ему руку на плечо. Горе — слишком опасная для них обоих территория, чтобы ее делить. Оризиан всегда боялся, что если он Эньяре или она ему позволит увидеть чуть больше скорби, которую каждый из них нес в душе, то они уже не смогут удержаться, и горе выплеснется наружу.
— Я боюсь, Оризиан.
Что-то он не помнил, чтобы она когда-нибудь говорила подобное. Лихорадка подводила ее к самому краю Темного Сна; как-то она чуть не утонула в гавани Колгласа; а однажды за городом, он сам видел, она упала с высокого дерева и сломала немало сучьев, пока долетела до земли. С самых юных лет, с той поры, как узнал, что осенью деревья теряют листву, он считал, что Эньяра не знает страха. А теперь эта мысль, как и многие другие, казалась ему совсем ребяческой.
— Чего боишься? — спросил он.
Эньяра чуть не засмеялась:
— Твоего выбора. Смерти. Остаться одной. Ты, я, Рот — мы только сейчас обрели друг друга.
— И не потеряем. С другой стороны, еще могут быть живы и другие. Мы должны держаться за эту надежду.
— Говоришь как Тан, — сказала Эньяра. Он быстро взглянул на нее, ожидая увидеть на ее лице улыбку. — Но ведь ты и есть Тан, не так ли?
— Ох, Эньяра, надеюсь, нет.
Она крепко обняла его, вдруг опять став старшей сестрой.
— Если ты станешь Таном, то будешь хорошим Таном, — сказала она, выпуская его из объятий.
Он глядел на нее:
— Хорошо это или плохо, я должен попробовать, не так ли? Все желания, о которых я говорил, — только желания. Я не выбрал бы ни одного из них — и никто из нас не выбрал бы, — однако мы здесь, и, если никого больше нет, я должен попробовать.
Она взяла его за руку, и так они и стояли, как когда-то в детстве, брат и сестра, бок о бок, разглядывая разоренную землю, на которой под зимним солнцем лежали руины.
Вернувшаяся Ивен принесла немного пакетов с едой в оленьей шкуре, посохи и куски меха, чтобы они обмотали обувь.
— Все лучше, чем ничего, — сказала она, сбрасывая все в кучу к своим ногам.
— Вы пойдете с нами? — спросил Оризиан.
— Да, да. По крайней мере часть дороги. А может, и до самого Колдерва.
— Я рад.
На'кирим коротко хохотнула и бросила на него пронзительный взгляд.
— Ты бы не радовался. Это плохой знак, если бы тебе хватило ума его прочесть.
Он терпеливо ждал ее разъяснений. Ивен неопределенно махнула рукой в сторону Эсс'ир и Варрина, все еще бродивших внизу среди обломков:
— Не знаю, найдут ли что-нибудь эти Лисы, но я видела достаточно много и понимаю, что и мне лучше некоторое время провести подальше отсюда. Там, на свежем снегу, следы собак, больших собак, и людей. Кто-то явно крутился здесь ночью.
Оризиан беспокойно оглядел разрушенный город. Никакого движения, разбитые стены и обломки камней спокойно лежали под снежным покровом.
— Если я останусь, то эти, кто бы они ни были, могут пойти по вашему следу, хотя, с другой стороны, могут и не пойти. Но даже если бы пошли, то перед уходом скорее всего откопали бы меня в любом из моих убежищ. Однако я не дура и потому, несмотря на всю любовь к одиночеству, рискну пойти с вами. Попытаю свою судьбу.
Оризиан кивнул.
А она резко добавила:
— Конечно, если бы вы, незваные гости, не вздумали сюда подняться, я продолжала бы жить себе тихо и спокойно.
Оризиан не сдержался:
— Незваные гости, которые явились в мой дом, обошлись мне гораздо дороже, чем мы обходимся вам.
Он начал спускаться вниз с площадки, чтобы присоединиться к Эсс'ир. Свежий снег хрустел у него под ногами. Она сидела на корточках около груды камней и водила изящным пальчиком по их изъеденной временем и непогодой, кое-где покрытой лишайником поверхности. Оризиан остановился у: нее за спиной, на мгновение захваченный мерцанием зимнего солнца на ее волосах.
— Собака, — негромко сказала Эсс'ир, повернула голову и, протянув палец, посмотрела на него снизу вверх ясными серыми глазами. Он увидел на нем несколько коротких, грубых шерстинок.
— Ивен говорила, что ночью в развалинах кто-то был. Она идет с нами.
Эсс'ир гибким движением поднялась на ноги и ответила:
— Лучше, если мы пойдем сейчас же. Нам от них не спрятаться, так что лучше быть на открытом месте. Тогда мы увидим, как они подходят.
Они шли вслед за Ивен на север вдоль подножия утесов. Все были напряжены и насторожены. Даже Ивен казалась неуверенной среди привычных для нее руин. Оризиан впервые в жизни мечтал почувствовать на своем боку меч. Или какое-нибудь оружие, надежнее, чем короткий нож, висевший у него на поясе.
Они вышли из Крайгар Вайна, и ничто не нарушало тишины, кроме карканья ворон на вершинах окружающих скал. На этот раз они снаряжены лучше. В мехах, которые им дала Ивен, и с ее посохами им не страшны никакие, самые холодные и унылые, земли. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы им было почти уютно, даже когда они вышли из-под навеса утесов и на них напал ветер.
В такой яркий день, как этот, видно далеко и можно было любоваться горами. Оризиан представил себе, что Кар Крайгар спит, отдыхая в затишье перед очередной бурей, которая скоро опять нападет на город с Тан Дирина. Их окружали огромные пики, усеянные шпилями и башенками скал, и самое глубокое безмолвие; вполне можно было поверить, что они — единственные за неисчислимые годы живые существа, шагавшие по этим тропкам. Воздух был словно пропитан древностью и терпеливым безразличием Кар Крайгара. Они пробивались на север.
Когда развалины остались позади, киринины наконец немного успокоились. На открытых склонах для засад выбор был невелик. Но все же Варрин иногда останавливался и оглядывал путь, который они прошли. Вскоре после полудня они немного отдохнули, спокойно разделив еду и воду. Солнце почти грело лица, но длилось это недолго. Почти прозрачная пелена облаков появилась на синем небесном просторе, и к тому времени, как они приступили к поискам подходящего для ночлега укрытия, Кар Крайгар уже погрузился в тусклый серый свет, по которому, кажется, стосковался, хорошо еще, что не было ни дождя, ни снега. Когда Ивен повела их к расщелине в склоне, они могли надеяться на более комфортную ночь, чем некоторые из тех, что у них бывали прежде.
Ивен знала, что делала, выбрав на ночь эту яму: забравшись в нишу под пористым от времени валуном, она вытащила мешок с растопкой и дровами.
— Огонь лучше не разводить, — предупредил Варрин.
Ивен вытряхнула из мешка все содержимое и начала перебирать щепки.
— Вы, если хотите, можете обходиться без огня, а я не люблю холода, — заявила она. — Если за нами кто-нибудь идет, они и так знают, где мы, с огнем или без огня.
Они еще немножко поговорили об этом, а потом каждый, не отрывая глаз от разгоревшегося огня, задумался о своем. Опустилась ночь, загородив от них окружающий мир маленьким кругом света.
Только они начали устраиваться спать, как раздался звук, такой же пугающий, как звон разбитого стакана в темноте: короткий вой. Через мгновение ему откликнулся другой. Кажется, звуки доносились издалека, но сказать трудно.
— Может быть, и хорошо, что у нас есть огонь, раз уж дошло до этого, — только и сказала Ивен, когда вой смолк и наступила неспокойная тишина. Последнее, что видел Оризиан перед тем, как погрузиться в неглубокий сон, это освещенный пламенем, выпрямившийся и настороженно глядящий в темноту Варрин, под рукой которого лежали лук и копье.
Утром Варрин сидел там же, где его накануне вечером видел Оризиан, как будто прошло всего мгновение. Ивен обменялась с Варрином несколькими словами на языке Лис, но другим они ничего не сказали. Хотя о чем говорить? Все равно ничего не оставалось делать, как только поторапливаться дальше, даже если по их следам идут два десятка инкаллимов. Теперь путь вел вниз, они удалялись от самых высоких пиков, но Кар Крайгар не позволил им уйти без последнего напоминания о своей подлинной натуре. Он провожал их низкими облаками, резким ветром и мокрым снегом. Они шли дальше и дальше на север; склоны стали почти пологими, театрально эффектные скалы и каменные осыпи сменились большими и совершенно ровными снежными полями.