Зинка поднялась и быстро вышла из дому, боясь, как бы мать не успела ее остановить. Ей было тяжело и противно находиться в этом хлеву. Выйдя за ворота, она вздохнула полной грудью и осмотрелась, решая куда пойти. Встречаться ей ни с кем не хотелось, и так вечером вся деревня сбежится на нее посмотреть. Пройдя немного в сторону дороги, она направилась через лес к реке. Там ей всегда нравилось, еще сызмальства, ребенком, она часто сбегала туда от бранившейся матери. Там же, в ближнем леску, и девичество свое оставила. Как давно это было, думала Зинка, приближаясь к берегу.
— Зинусенька!
От неожиданности девушка вздрогнула.
— Чаго испугалась, это ж я.
— Гришка, а чаго ты здеся делаешь? Ты же домой поехал?
— Ну да, поехал. Гальку завез, тама столько криков было, когда я отъезжал, Мать Богородица! Ты бы слышала, какими славами ее встретили. Я бегом оттуда удирать, думал, и мне на орехи припадет, — засмеялся Григорий.
Помолчав, он продолжил.
— Так и думал, что ты придешь в это место. Потому и решил тябя здеся обождать.
Гришка подошел ближе и, обвив руками Зинкину талию, зашептал:
— Ты бы, Зинуля, рассказала как твое житье в этом городе. Говорят, ты богатая стала, мужа хорошего имеешь.
— Ничаго, грех жаловаться, живу хорошо, вот погляди, — она ткнула пальцем в свое платье, — все импартное, заграничное. Квартира, у меня хорошая.
— Ну ты молодец, — все ближе наклоняясь, томно шептал Григорий, — и муж, наверно, богат.
— Очень богат. Он главный инженер завода. Вот так. — Все больше бахвалясь, продолжала девушка. — Да и машина у нас — новенький москвич, еще в гараже стоит, мы никуда на нем не выезжаем, а зачем? Ведь у нас водитель с машиной еще есть, он к мужу на заводе приставленный, и деньга у меня на книжке имеется. Так что, Гришань, я не жалуюсь, — все больше возбуждаясь от горячих ласк и жгучих поцелуев, шепотом закончила Зинаида.
Гришка похотливо ощупывал Зинку, оставляю слюнявые следы на пышном теле. Девушка для виду продолжала ломаться:
— Ой, Гришань, дак святло еще. Люди увидят, че скажут? Может, до вечера подождем?
Зинка сама все крепче прижималась к парню. Григорий, обхватив девушку, потащил ее в тень леса. Густые кусты скрыли от посторонних глаз парочку, предающуюся сладострастным увеселениям.
Солнце уже начинало садиться. Дневная жара потихоньку спадала, уступая место приятной прохладе вечера.
— Ну, Зинка, ты даешь. Ты что там в городе совсем мужиков не видела, ровно с цепи сорвалась. Тябя что, муж твой не ласкает совсем?
— Дурак ты, Гришаня, — лежа у него на груди, сладостно вздыхала девушка, — оно-то может и ласкает, да, видимо, ласки не такие.
— А что, в наших мужицких отличается что-то? — С ухмылкой поинтересовался Григорий, глядя в голубое небо.
— У нас другие, Гриш, ласки. Тут чувствуется сила и характер, а там антиллегентство. Взять с них нечаго окромя денег.
— Это что ж, они не того, не могут? — с удивлением привстав и посмотрев сверху на свою подругу, спросил Гришка.
Зинка засмеялась.
— Ну и темный же ты. Почему не могут, они могут, но как-то не так. Пресные они какие-то.
Зинаида скорчила недовольную мину, видимо, вспомнив своего суженого.
— Слушай, эта что же и бабы у них пресные как и мужики?
— Не знаю, — все еще смеясь, ответила Зинаида.
Но вдруг лицо ее резко сделалось серьезным, и она поглядела в глаза Григорию.
— Ты чаго? — Не поняв ее взгляда, встрепенулся Гришка.
И тут Зинаиду словно прорвало, видимо все накипевшее разом выплеснулось на поверхность.
— Скажи, Гришань, ты в лябовь веришь али нет?
— Ты чаго, Зинуль?
— А таго. Ответь мене прямо, веришь али нет?
Григорий снова лег на траву и задумался. Зинаида ждала. От этого ответа зависела сейчас ее будущая жизнь. Если бы ей удалось убедить Гришку уехать с ней в город, мечтательно думала она. Муж ведь все обещал оставить. Поженились бы они, да и жили вместе, уж очень ей Григорий приглянулся, тогда еще, давно, только ведь раньше она ничего не могла ему предложить. А сейчас может, ведь может, убеждала себя Зинаида, еще больше загораясь этой мыслью. Гришка и хозяйственный, и статный, одно загляденья, не то, что ее муженек. Тот вечно что-то болтает и болтает. Слова какие-то непонятные говорит. А этот весь свой. Как бы мы зажили, замечталась Зинаида.
— Я, конечно, могу так сказать, — нарушил молчание Гришка, — лябовь дела хорошее. Да только какой в ней прок, когда в карманах ветер гуляет?
Зинка, восприняв это как согласие, быстро зашептала: