Куман на секунду замолчал, казалось, он сейчас не здесь, а где-то там, в своих воспоминаниях. Вот он, голодный растерянный мальчишка, смотрит испуганными глазами на окружающий мир. Он никому не сделал ничего плохого, так почему мир относится к нему так враждебно. Вдруг его увидел лапотник, в глазах его отразилось злобное торжество. Откинув винтовку за спину он со змеиной улыбкой направился к оборванцу.
— Смотрите, кто к нам пожаловал, змееныш вражеский! Ах ты отродье звериное, вот я тебя сейчас здесь на этом самом месте раздавлю, чтоб светлое будущее не мешал народу строить.
Схватил застывшего от неожиданности мальчишку за волосы и несколько раз больно дернул. У бывшего барчонка брызнули из глаз слезы.
— Дяденька, больно отпусти, Христа ради!
Казалось, слезы мальчишки еще больше раззадорили лапотника. Еще сильнее схватил он того за волосы и несколько раз встряхнул так, что у мальчика голова запрокинулась, словно у тряпичной куклы.
— А ну отпусти мальца, — послышался чей-то резкий оклик.
Рядом стоял высокий хмурый дядька в черной кожаной куртке. Лица его не было видно из-за картуза, натянутого почти до самого носа. Мучитель мальчишки перестпл дергать его за волосы, но чуба из ладони не выпустил.
— Дак я же врага советской власти поймал, — попытался оправдаться он, — посмотри, как этот волчонок глазищами сверкает, пристрелить его и дело с концом.
— Я тебе пристрелю. Давай тебя за чуба потаскаю, посмотрим, как ты глазами засверкаешь. Он ведь еще ребенок. В сиротский дом его нужно сдать, а там пускай решают, как с ним быть.
Отстранив от мальчика человека с винтовкой, темный картуз крепко взял парнишку за руку и куда-то повел, да тот по дороге вырвался и убежал.
Куман замолчал и посмотрел на притихших слушателей, никто и не думал его перебивать, он продолжил свой рассказ:
— Думал, гнаться за мной будет, поворачиваюсь, а он стоит на месте да улыбается. Как дальше жил, рассказывать уж не буду, всякого навидался. По стране находился вдоль и поперек, но прошли годы, и потянуло меня обратно на родину. И что думаете, первым, кого я встретил, оказался мой мучитель. Никогда о нем не забывал, слова его «пристрелить, да и дело с концом» всю жизнь помнил. А он до большого чина дослужился, сволочь. Вижу, с машины выходит, пузо как у бабы на сносях. Тут меня словно громом поразило. Вот, думаю, гнида, и настал твой час. Выследил, где он с семьей обитает да и вырезал всех под чистую. А потом уж и остановиться не мог, каждую ночь кого-нибудь из таких же, «строящих светлое будущее», убивал. Стали меня бояться, облавы устраивать, да все впустую, я в ночи появлялся, делал свое дело и сразу же исчезал.
— Ну и как же тебя взяли?
— А, — вздохнул Куман, — по глупости, баба сдала.
— Мог бы и не спрашивать, — многозначительно произнес Тиней и задумался.
Вспомнил он, как Клеандра с ним на земле обошлась.
— Ну и что дальше было?
— А что было? Ничего не было, взяли тепленьким прямо в постели, ну и как по писанному, суд чекистов, и пуля в лоб.
— И ты прямехонько к нам?
— Вот именно, прямехонько, хотя и обидно. Пострадал ведь за правое дело.
— Насколько я понимаю в нашей политике, твои враги тут же. Я прав Азазело? — Спросил Тиней.
— Прав, — кивнул божок астрала, — они все особняком держатся, диаспору свою по политическим убеждениям создали. Андромелиху одно беспокойство. Листовки разные печатают, на митинги всех агитируют, работать мешают. Ну, пока у них там меж собой грызня за власть идет, мы не вмешиваемся, по принципу: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Пускай дергаются, одной партией меньше, одной больше. Там у них есть один маленький-плюгавенький, все время кричит: «Маман, мы пойдем дугим путем. Товагищи, вся власть советам, землю кьестьянам, заводы, фабьеки ябочим». Тоже, кажется, за братана мстил. Видишь, как круто получилось, до сих пор расхлебывают, смешно, право. А другой, тот совсем уж интересен, мы к нему еще на земле присматривались, не кричит, а только ходит, не вынимая трубку изо рта, да так мило всем говорит: «Вы, товарищ, враг народа, вас расстреляют, и всех расстреляют». Потешен, я вам скажу. Хороший образчик для нас, этот горный орел. А какие на него надежды в поднебесной возлагали, он семинарии земные заканчивал. А вот и не оправдал надежд праведных, — хихикнул Азазело, — мы поначалу сами растерялись, а когда присмотрелись, успокоились, поняли, наш человек. И зажили хозяевами.