— Угадал гад. Долго искал, не только ему одному насолила, вот и настал час поквитаться.
В последний раз прям из под носа моего выскочила, думал не простят ей ослушания последнего, да видимо крепкая рука у нее там на верху, коли и после этого ее туда пустили. Ну да ладно, пришло время исправить положение.
— Исправим, исправим. — Завизжали в один голос стоящие подхалимы, почувствовав, что гроза миновала.
— Вы, уроды, душонки червоточиной проедены, да кто вам дал слово?! Молчать! В этот момент только я буду говорить. А отвечать на вопрос, коли я его вам задам.
— М….Ммм…
— Вот и ладненько. Так вот, Он, — Азазело поднял коготь вверх, — не спроста ее на землю отправляет. Никак дал шанс ей отбелить последнее и всех так мучающее черное пятно на ее белой душенке. Эта дамочка будет теперь рвать и метать, но своего попробует добиться, чтоб в тартарары ко мне не загреметь. Знает, гадина, что с ней здесь будет. А что я с ней сделаю… Ох, что я с ней сделаю!
Азазело, сжимая, мечтательно протянул свои когтистые лапы вперед, как будто она уже стояла перед ним на коленях, вымаливая прощения.
— Ага, так о чем это я?
— Что вы с ней сделаете… — подобострастно, перебивая друг друга, затараторили Куман и Влад-Протыкатель.
— Молчите! Вам слова никто не давал, придурки матери алкоголички. Я спрашиваю, где этот урод с головой Дауна. Вырвать, притащить, пусть обрабатывает нашу гиену.
— А… Ооо…
— Что, мы заиками стали? С какой полоумной сворой приходиться общаться. Да вы, я смотрю, зажрались на хлебных местах. Я скоро, благодаря вам, и России лишусь, чувствует душа моя черная.
— Не бывать этому, господин наш, мы все сделаем, а завоеванного нами не оставим и пяди не отдадим. Вот увидите.
— Да заткнитесь вы. Слушайте и повинуйтесь, опа, что твой джин заговорил. Ну и ночка выдалась. Одних недоумков пруд пруди. Так вот, пока мы тут с вами гуторим, это дите растет. А вам еще нужно Тинея найти да в курс дела ввести, а это значит, он может по возрасту не пройти к ней. И что, тогда в сыновья ей его только кинуть? Да наверху не допустят этого. Там теперь без их ведома она и опорожниться не сможет.
— Зря наш господин так волнуется. Сейчас в этой России все вверх дном, все по нашему, на такие мелочи никто не обращает внимания. У нас там бабушки за внука замуж выходят, нехорошие элементы в президенты прут, а нынче глас пошел чтоб царя вернуть. Так мы тут покумекали и решили им пару лжецаревичей найти, чтоб народ не задумывался над жизнью. У них там говорят так: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». Ну мы и постарались, подкинули несколько идеек, будет чем позаниматься.
Клавдия смотрела на подходящего к ней врача с каким-то трепетом. Что ни говори, а врач был, что ни на есть, самый настоящий. Это не бабка с ее заговорами и травами, тут все по научному. Ей стало как то боязно.
— Ну, что тут у нас? О, вижу скоро рожать будем.
— Ага, бабка сказала в полдень. — Тут она осеклась и испугано посмотрела на врача. Сейчас он её, как та медсестра, на смех подымет. Но врач только улыбнулся и сказал:
— В полдень так в полдень. Поднимите рубашку, я ощупаю ваш живот.
— А зачем? — Удивленно спросила Клавдия.
— А затем, чтобы знать, как у вас лежит ребенок.
Расстегнув халат и задрав рубашку, Клавдия залилась краской. Оно, конечно, он врач, думала она про себя, но все же мужчина. Эх, у них что, тут женщин нет? И чего в такое дело мужики лезут. При каждом прикосновении к животу, она непроизвольно вздрагивала.
— Здесь болит? — Надавив легонько справа, спросил врач.
— Да.
— А здесь? — Боль отдала с одной стороны в другую, ребенок недовольно стал колотить Клавдию изнутри во все стороны. Она тихонько застонала, приступ боли не заставил себя ждать.
— Вот и ладненько, — поднимаясь, сказал врач. — Но я думаю, дорогуша, рожать мы будем ближе к вечеру, малютка не торопиться покинуть свое убежище.
— Нет, в полдень. — Уверенно возразила Клавдия.
— Ах да, я забыл, вам же бабка сказала. — С сарказмом в голосе проговорил врач. — Что ж, посмотрим, посмотрим, может и мне пора на пенсию, может и я квалификацию потерял.
И, повернувшись к медсестре, сказал:
— Покажите роженице как правильно дышать. Она ведь в первый раз.
— Давай, деточка, и мы готовиться будем. — поднимаясь с лавки, говорила старуха своей дочери. — Подходит наше время, принять нужно ее достойно. Ты все приготовила, что я говорила.