Выбрать главу

— Ну давай, побурчи, — переставляя одновременно две ноги, а двумя другими отталкиваясь, стала то ли вползать, то ли входить ламия. — Я гляжу, тут у нас большие дела затеваются, а меня стороной обойти хотят. Негоже так с приближенными поступать.

Ламия подошла к ближайшему табурету, на котором возлежало создание напоминающее кота. Только вместо лап у него были клешни, раздваивающиеся на концах в виде ножниц.

— А ну брысь, пошла, дай ламии место. — Проговорила гостья, скидывая существо на роящихся тварей, ползающих по полу пещеры.

От такой фамильярности существо клацнуло клещами, но промахнулось, треснулось мордой об ножку табурета и недовольно зашипело, отползая под стол подальше от ламии. Умащивая свой желейный зад на поверхность табурета, гостья не переставала возмущаться:

— Распустила ты тут свою живность, вон сидят, где хотят, гостям места не уступают, беспредел да и только.

— А ну быстро заткнись и рассказывай по существу, зачем явилась в столь неурочное время? От дел нужных отрываешь.

Лилит знала, что если сейчас же ламию не остановить, то слушать ее можно до скончания веков. Самый большой недостаток этих существ это словесный понос, не прекращающийся не днем не ночью. Остановить и закрыть отверстие, приблизительно напоминающее рот, можно было двумя способами. Один из них — это отключить ударом по отростку, который заменял им голову, или же грозно пообещать харакири, что не медля готова была сделать Лилит со своей ненаглядной ламией. Зная крутой нрав хозяйки пещеры, та быстренько закрыла пасть и повернувшись всем своим белесым желеподобным телом к подруге быстро зашептала:

— Слухи ходят, что ты с Азазело взаимовыгодную сделку заключила. Ведь вся столица шумит о скорой драке между тьмой и светом, и, как я вижу, ты не в последних рядах, так ведь?

Лилит уставившись на ламию взбешенно прошипела:

— И кто это у нас такой быстрый слухи распускает?

Ламия поняла, что взболтнула лишнего и теперь ей не отвертеться. Она задергалась на табурете, отводя в сторону свои глаза, как два мяча на выкате.

— Я что-то не слышу ответа на свой вопрос, — наседала Лилит, — или мы забыли слова, а ну давай выкладывай, откуда у тебя такие точные сведения. Кто тебе нашептал?

— Ну чего вскипела? — Пошла на попятную испуганная такой настойчивостью Ламия. — Я-то что, сама знаешь, шила в мешке не удержишь.

— Ты мне мозги не пудри, я сама могу запудрить любому.

— Это мы знаем, — прокаркала, перебивая подругу, Ламия, — если уж тебе удалось вокруг пальца Азазело обвести, этого проходимца, то куда уж мне с тобой тягаться. И не ори на меня, если тебе так интересно, то от любовника своего узнала я.

— Чего? — Ухмыльнулась Лилит, — у моей ненаглядной ужасной ламии любовник появился? Это что ж получается, ты себе слепого евнуха откопала?

— А почему слепого, да еще и евнуха? — Обиделась та.

— А какой же зрячий на тебя польстится? Ты хоть раз на себя в зеркало смотрела?

— Да хоть бы и так, я может не такая красивая как ты, но в обаятельности тебе не уступаю! — Вспыхнула, защищая свою честь, Ламия.

— Ты мне не уступаешь! — Вспылила Лилит. — И как ты, вошь необъезженная, посмела сравнивать себя со мной, со своей хозяйкой, с великой Лилит!

Злость пылала на сморщенной роже, крючковатый нос пытался забодать обидчицу прямо сейчас на месте, не давая никаких шансов к отступлению. Испуганная в конец неимоверной злостью своей подруги, бедная ламия пыталась сползти с табурета и расплыться на полу кисельной лужей, но Лилит быстро оценила тактику ламии и, не долго думая, сыпанула в сторону сидящей щепотку черного порошка при этом сотворив заклинание. Убедившись, что чары подействовали, удовлетворено хмыкнула:

— Вот так-то лучше будет. Что съела, дура болотная? Против кого ты свой отросток вместо мозгов поднимать вздумала? Она, видите ли, мне в обаянии не уступает, да на тебя без слез взглянуть не возможно. Да увидев тебя мужик сразу импотентом станет. Ишь ты, любовника она завела, тоже мне красавица.

Ламия не могла пошевелить своими конечностями, только голос и остался. По опыту она знала, что чары, наложенные хозяйкой, будут действовать пока та не сменит гнев на милость. Ламия завыла, прося пощады:

— Ну, сладкоголосая ты наша, чего ж так разошлась?! Не уж-то обиделась за любовника, да если хочешь, забирай, он то мне вовсе не нужен, взял сам, да привязался, я тут причем. Я тебе его за так отдам, только смени гнев на милость, сама ведь говоришь, мозгов у меня нет. Так за что же меня казнить, помилуй душенька.