— Будет лучше, если ты уедешь, — сказал Боринсон, все еще дрожа и как будто обращаясь к земле. — Возвращайся домой, к матери и сестрам.
Она знала, как мучает его то, что он совершил на прошлой неделе. По приказу отца Габорна он убил короля Сильварресту и две тысячи Посвященных. Душа его разрывалась. Миррима даже представить не могла, каково это — убивать детей и несчастных, лишенных разума, вся вина которых заключается в том, что они, любя своего господина, отдали ему свои лучшие качества.
Но сейчас в его взгляде она заметила что-то еще, незнакомое. Это страдание невозможно было описать словами.
— Что случилось? — спросила она так мягко, как только могла.
— Да ладно, — жестко сказал он. — Ничего особенного. Умер мой отец. Я привез Саффиру, она тоже умерла. Обоих убили опустошители.
— Я знаю, — ответила Миррима. — Я видела ее тело.
— Видела бы ты ее живой, — глаза Боринсона внезапно остекленели, словно перед его внутренним взором вдруг воссияла та красота. — Она походила на солнце, а голос… голос был так прекрасен. Я думал, что Радж Ахтен не сможет не покориться ей.
На мгновение он как будто успокоился. Но вдруг снова резко повернулся к ней:
— Иди домой! Я не тот, за которого ты вышла замуж. Радж Ахтен сделал все, чтобы в этом не сомневаться.
— Что? — спросила она. Он опустил глаза, и Миррима, проследив за его взглядом, посмотрела на засохшую кровь на полах его плаща. Неужели он ранен в живот и медленно умирает?
Она повторила:
— Что?
— Я выполнил поручение Габорна, — объяснил Боринсон. — Уговорил Саффиру приехать. И вот она убита. Мы все убиты.
Он стиснул рукоять топора и начал вставать на ноги. Пошатнулся, и Миррима поняла, что он едва жив на самом деле. И равнодушие его вдруг стало ей понятно: здесь в Каррисе, она видела раненых с гангреной, начавшейся от крошечной царапины. Так действовали на людей заклятия горной колдуньи. А Боринсон побывал в гуще сражения, где действие их было сильнее всего.
Он кое-как встал, весь дрожа, с потным лицом и неживыми глазами.
Потом повернулся и с трудом заковылял прочь, опираясь на топор, как на костыль. Дождь усилился, зашуршал в мертвой листве под ногами. Девочка с фонарем всхлипнула. Тут Боринсон споткнулся и упал в грязь лицом среди мертвецов. Больше он не шевелился.
Девочка вскрикнула, и Миррима сказала ей:
— Беги найди лекаря.
Она взяла у девочки фонарь и, подойдя к мужу, перевернула его лицом вверх. Дары силы позволили ей сделать это без труда. Боринсон был в обмороке, глаза у него закатились. Потрогав лоб, Миррима обнаружила, что он весь горит.
Девочка не пошла за лекарем. Вместо этого она стояла и смотрела, как Миррима стягивает с Боринсона плащ и кольчугу, ища, откуда взялась кровь, запекшаяся на его ногах.
Рана, которую она наконец обнаружила, была страшнее всего, что ей представлялось. Боринсон и вправду не был тем мужчиной, за которого она вышла замуж.
Радж Ахтен сделал все, чтобы он вообще больше не был мужчиной.
ГЛАВА 7
ГОЛОСА
Когда в дубраве воет ветер, в нем слышатся порой далекие человеческие голоса.
Это песни мертвецов. Умный их слушать не станет.
За час до рассвета над деревней Падвелтон, что вблизи Морского Подворья, столицы Мистаррии, поднялся холодный ветер, гоня по небу облака. Он сорвал с каштанов побуревшие листья и усеял ими склоны холмов, где еще не успела стать землей прошлогодняя листва.
Он засвистел в обнаженных ветвях, и под его напором связки лавра, висевшие на веревке для сушки белья во дворе у старухи Трипто, запрыгали как живые, и закачалось ведро над колодцем.
Ветер налетел на хозяйку. Она обернулась и прищурилась — ей показалось, будто ее кто-то толкнул. Затем поплотнее запахнула плащ и заторопилась в хлев, доить корову.
Порыв ветра понесся дальше по деревенской улочке, покрывая рябью лужи, оставшиеся после ночного дождя.
Он толкнулся в дверь «Красного Оленя», потом сквозь щель проскользнул внутрь.
Хозяйка постоялого двора в это время как раз вынула из печи поднос с закуской — слегка поджаренными бутербродами с грибами и олениной, тушеной в красном вине. Вдыхая вкусный аромат, она понесла их в общую залу, чтобы остудить, и тут почувствовала холод.
До этого в комнате, освещенной огнем, горевшим в печи, было тепло и уютно.
Хозяйка нахмурилась, решив, что кто-то открыл дверь и устроил сквозняк.
В комнате наверху отдыхали с дороги несколько Властителей Рун. То были лорды из западных провинций, которые, прознав о беде, постигшей Каррис, выехали не мешкая к далекой восточной границе.
Барон Бекхарст крепко спал, когда его лица коснулось дуновение ветра.
— Убей королеву, — шепнул ему в ухо голос, — пока сын Иом не превзошел величием своего отца.
Бекхарст вздрогнул и открыл глаза. Прошептал в ответ:
— Слушаюсь, милорд.
Он поднялся, но спутников своих будить не стал. Быстро натянул кольчугу и подошел к запасному оружию, которое вез с собой один из лордов.
Выбрал копье, хорошо сбалансированное, не слишком тяжелое, опоясанное дюжиной железных колец. Вышел с ним во двор и направил наконечником в небо. Мать барона еще в детстве научила его руне Воздуха. Он начертал эту руну наконечником копья, и в тот же миг по древку пробежала быстрая голубая молния.
Выезжая с постоялого двора, барон улыбнулся.
А ветер полетел дальше.
ГЛАВА 8
ГОРЯЩИЕ НЕБЕСА
После битвы при Ингфорде спросил я доблестного сэра Гваллиума: «Что скажете вы о форсиблях?».
Сделался он весьма задумчив и отвечал мне так: «Воистину, ничего еще не создавал человек равного им! От утренней до вечерней зари я бился и поразил сорок пять могучих рыцарей, но даже не притомился. Клянусь моей бородой, форсибли эти помогут добрым людям искоренить всякое зло!».
Но жена его сказала: «А я полагаю, что люди низкие сотворят с их помощью такое зло, какого мы еще не ведали».
За час до рассвета звезды в холодном небе разгорелись так, словно собрались поджечь небесный свод. Радж Ахтен бежал через горы Хест к пустыням родного Индопала, весь мокрый от пота, с запекшейся на груди и колене кровью. Его черная чешуйчатая кольчуга, разорванная когтями вильде, звенела на каждом шагу, словно кандалы.