Он закрыл глаза и покачал головой. Слабое это движение сказало ей о многом. Жить он не хотел.
Миррима немного помолчала. Ей казалось, что, пытаясь коснуться его живой плоти, она натыкается на стальные доспехи. Помедлив, она тихо спросила:
— Но почему? Ты знал, что заразился, и не сказал ничего. Почему?
— Не надо тебе этого знать, — сказал Боринсон.
— Надо.
Он приоткрыл глаза, безучастно посмотрел на нее.
— Я не люблю тебя. Я… не могу тебя любить.
Слова эти больно ударили Мирриму. Сердце бешено заколотилось. Она догадывалась, что он пережил. Она видела свет в его глазах, когда он говорил о Саффире. Слышала, как он звал ее в забытьи. Понимала, что с таким количеством даров обаяния Саффира была для мужчин неотразимой. И Радж Ахтен ее мужа кастрировал.
— Ты с ней спал? — Миррима старалась не выдать голосом боль и гнев. — Потому Радж Ахтен и оторвал тебе орешки?
— Зачем тебе это знать? — спросил Боринсон.
— Я твоя жена.
— Нет… — начал он. И покачал головой. — Я к ней даже не прикоснулся ни разу. К ней невозможно было прикоснуться. Она была так прекрасна…
— Ты не знаешь, что такое любовь, — твердо сказала Миррима.
Мгновение они молчали.
— Я знал, что тебе будет больно, — сказал Боринсон. Некоторое время Миррима не могла придумать, что ответить.
— Я все равно твоя жена, — сказала она наконец. Она видела его муки, но не знала, чем помочь. Радж Ахтен причинил ему страшное зло. — Почему он не убил тебя?
Боринсон со стоном откинулся на солому.
— Не знаю. Обычно Радж Ахтен не делает ошибок.
В голосе его слышалось сдержанное бешенство. Это Мирриму обрадовало. Пусть злится, зато у него есть ради чего жить.
Она услышала чьи-то шаги, подняла голову.
К ним приближался Габорн с озабоченным лицом. Рядом шла столь же озабоченная Иом, но ее, казалось, более всего беспокоила рана Боринсона.
Габорн подошел к телеге.
— Как ты себя чувствуешь? Боринсон ответил устало:
— Чудесно, милорд. А вы?
Трудно было не заметить в его голосе сарказма.
Габорн наклонился, потрогал лоб Боринсона.
— Жар уменьшился.
— Я рад, что больше ничего не уменьшилось, — отвечал Боринсон. Габорн сказал:
— Я… пришел поблагодарить тебя за все, что ты сделал. Ты многое отдал Мистаррии.
— Всего лишь мою совесть, жизнь моих Посвященных и мои орешки, — сказал Боринсон. Он еще не знал о чарах, которые наложил на него Биннесман, о надежде на выздоровление. И говорил с болью. — Вам хотелось бы чего-то еще, сир?
— Мира и здоровья для тебя и твоих близких, — ответил Габорн, — и долгой жизни на земле, где никогда больше не слыхали бы о Радж Ахтене, опустошителях и Темном Победителе.
— Да исполнятся ваши желания, — сказал Боринсон. Габорн вздохнул.
— У меня есть для тебя форсибли, чтобы ускорить выздоровление.
В глазах Боринсона появилось выражение боли. Он выглядел измученным и надломленным.
— Сколько вы можете дать их мне?
— А сколько ты хочешь?
— Чтобы хватило сил убить Радж Ахтена, — сказал Боринсон. — Это правда, что он еще жив? Габорн ответил решительно:
— Так много я дать не могу.
Теперь и в его глазах появилась боль. Ему хотелось дать волю своему гневу, разрешить Боринсону отомстить. Боринсон заслуживал этого, как никто другой. Именно ему пришлось убить детей, которых Радж Ахтен сделал своими Посвященными. Ему пришлось убить людей, которых были его друзьями. И Радж Ахтен лишил его мужественности.
Боринсон приподнялся, кривясь от боли, словно испытывая его решимость.
— Я был лучшим стражником вашего отца. Если кто и может одолеть его…
— Я не могу, — сказал Габорн. — И ты не можешь. Дух Земли запрещает это. Ради нас всех…
— Однако вы пришли ко мне с какой-то просьбой, — заметил Боринсон. — Я это вижу по выражению вашего лица. И предлагаете форсибли…
— Сто, — сказал Габорн. — Не больше.
Это было много, прежде Боринсон имел даров почти втрое меньше.
Иом взяла Мирриму за руку и потянула в сторонку, чтобы мужчины могли договориться наедине.
— В чем там дело? — спросила Миррима.
— Габорн хочет, чтобы ваш муж отвез послание королю Зандаросу с просьбой о мире. Не так-то легко просить его об этом после всего, что произошло.
— Понимаю, — сказала Миррима. Она не сомневалась, что Боринсон повезет это послание. Восемь дней назад он дал обет идти в Инкарру, дабы отыскать легендарного Дэйлана Молота, Сумму Всех Людей, в надежде узнать от него, как победить опустошителей и Радж Ахтена. Он думал пробираться через Инкарру тайно, ибо границы ее были не один десяток лет закрыты для жителей Рофехавана.
И Миррима сразу сообразила, что послание им только в помощь. Если Боринсон убедит Зандароса стать союзником Мистаррии, тот, возможно, поможет в поисках Дэйлана Молота. А если и не убедит, послание в любом случае является законным предлогом для того, чтобы пересечь границу.
— Где же он возьмет Посвященных? — спросила Миррима, когда они остановились на берегу ручья.
— В Каррисе есть Способствующий, — сказала Иом. — Ваш муж сможет взять дары там.
— От города остались одни руины, — возразила Миррима. — Вы уверены, что это безопасно? Чары колдуньи еще не развеялись, и люди по-прежнему заражаются!
— Пока ему не стоит брать дары жизнестойкости, но по дороге он попадет в Батенн. Габорн уверяет, что можно взять дары и там.
Миррима слыхала про Батенн, хотя никогда не видела карту Мистаррии и представления не имела, где он находится. Это был город на дальнем юге, в краю виноградников у подножия гор Алькайр. Богатые лорды и леди любили проводить там зиму.
Иом спросила:
— Вы поедете с ним?
— Если он позволит. Пожалуй… даже если и не позволит.
— Разумеется, он захочет, чтобы вы были рядом, — сказала Иом. Она была совершенно искренне уверена в этом!
Миррима сжала ее руку и некоторое время молчала. Потом спросила:
— Как вам это удается? Любить так легко? Вопрос, казалось, Иом удивил.
— Я вижу любовь в ваших глазах, — сказала Миррима. — Вижу ее, когда вы смотрите на слуг. Вижу, когда вы смотрите на меня. И вы не притворяетесь. А я замужем за человеком, который говорит, что не любит меня, и я ему верю. Притворяться он даже не пытается.