Но сейчас она видела в воздухе что-то вроде призрачных пальцев, протянувшихся от нее к Пролагателю. Словно усики виноградных лоз, они обвивали измученный рассудок опустошителя. И, завладев его сознанием, она позвала: «Иди ко мне».
И на другом краю долины среди уходивших опустошителей один вдруг остановился. Постоял немного, повернулся и медленно, устало побежал в сторону Аверан.
Все рыцари были далеко, на южных холмах. На пустой равнине никто не угрожал одинокому чудовищу.
Он пошел к ней! Аверан изо всех сил пыталась унять волнение. Теперь, когда он повернул обратно, она могла удержать его сознание одна, без помощи вильде.
Девочка взглянула на Габорна.
– Видите? Это идет Пролагатель. Давайте подъедем к нему.
Габорн взял ее за руку и подсадил в седло перед собой.
Аверан высоко подняла посох. И они поехали по вытоптанной равнине мимо рыцарей Габорна, мимо Лангли и барона Кирки, мимо серных прудов и мертвых опустошителей.
Аверан вся взмокла. Удерживать чужой разум было трудно.
Пролагатель Путей шел все медленнее и наконец остановился.
Аверан ощутила его растерянность. Он ответил на ее зов, не мог не ответить. Но в присутствии человека-чародея он испытывал страх. Девочка засомневалась, что сможет удерживать его долго.
Тогда она, сидя в седле, всмотрелась в его разум. «Покажи мне путь, – попросила она. – Ради блага обоих наших народов, покажи мне путь».
И его сознание раскрылось перед ней легко, как цветок, обнажив все его мысли и воспоминания.
Пролагатель Путей был старым и мудрым, обладал глубоким умом и обширной памятью. Он поедал мозги бывших до него Пролагателей Путей на протяжении не одной тысячи лет. И все его знания теперь принадлежали Аверан.
Опустошители помнили запахи лучше, чем помнят люди слова и образы. И карта Подземного Мира, которая начала разворачиваться перед внутренним взором Аверан, была картой запахов.
Вся она была испещрена надписями, пояснявшими, как открываются потайные двери, где находятся скрытые туннели и как можно обойти опасных тварей.
Пролагатели Путей, исходив Подземный Мир вдоль и поперек, даже плавали за море Айдимин на своих каменных кораблях. Ходили тропами, которых опасались все другие опустошители. Они видели множество чудес среди древних руин даскинов, знали массу заброшенных городов и мест, где когда-то творилась история.
Девочка соскочила с седла, встала перед опустошителем.
Тот, побежденный усталостью, рухнул на колени. Он был огромен и высился перед ней горой. И слабо подергивались его щупальца, когда он впитывал ее запах.
А она все смотрела, перебирая его мысли.
Он пришел в Верхний Мир, чтобы изучить его пути, проложить новые тропы и составить карту. Для него это было захватывающее приключение, обещавшее и опасности, и радость открытий. Но теперь он понимал, что завершится оно его смертью.
ГЛАВА 61
ПОВОРОТЫ
На жизненном пути нас часто поджидают повороты, и мы не знаем, что откроется за ними – тьма или свет.
Вскоре после того как Боринсон отдал тело Мирримы водам ручья, он выехал к Фенравену. От усталости у него мутилось в голове, глаза застило пеленой. Он остановил коня и некоторое время тупо смотрел на жалкий городишко, раскинувшийся на невысоком холме. Соломенные крыши домов уже золотили первые лучи солнца. Но вересковые пустоши вокруг еще густо покрывал туман, и холм торчал из него, как остров. Городские ворота были наполовину открыты, рядом с ними стояли жаровни, где догорали сторожевые огни. Серебряные зеркала, установленные позади жаровен, отбрасывали свет этих огней на дорогу.
Боринсон поскакал вперед, чувствуя, что тело его от изнеможения потихоньку превращается в студень.
Постоялый двор был маленький, для постояльцев имелась всего одна комната. Из нее как раз собирались выехать два лорда-южанина.
Хозяйка готовила завтрак, острую закуску из грибов с каштанами. Боринсон был совершенно разбит и несчастен. Думать он мог только о Мирриме. Но все же имелось у него еще дело, и пришлось собраться с последними силами в ожидании того момента, пока можно будет лечь спать. Он сел за стол, и в спину ему между лопатками вступила резкая боль.
В ожидании завтрака он спросил у хозяйки:
– У вас, значит, всего два постояльца? Ночью никто не приехал?
После долгого молчания голос его звучал хрипло.
– Ночью? – переспросила она.
– Всадник не заезжал… на коне с обмотанными шерстью копытами?
– Ну уж! – сказала она с преувеличенным страхом. – Всадник! Бандит, если не хуже! Говорят, убийцы кругом шастают. Вчера утром в девяти милях на дороге нашли зарезанного Брэйтена Таунера.
Боринсон удивился. Неужто убийцы Радж Ахтена все еще бродят по дорогам? Видимо, до них пока не дошла весть о падении Карриса. Хотя это мог оказаться и случайный разбойник. Однако Боринсон сомневался. Его не оставляло подозрение, что этот человек охотился именно за ним.
Он протер глаза, съел небольшой кусочек пирога, дожидаясь, пока постояльцы освободят комнату.
Сказал хозяйке, что уедет, как только проснется, и попросил ее купить в городке все, что было нужно ему с собой в дорогу. От Фенравена до граничивших с Инкаррой гор оставалось проехать всего сто миль, и городов по пути было немного.
Затем он отправился спать. Комната оказалась вполне сносной, прибранной и уютной. Соломенный тюфяк был свежим, хозяйская дочь принесла чистые одеяла. Нашествия блох и вшей не ожидалось.
Вкусная еда, добросовестный конюх. Беспокоиться было не о чем. Боринсон мог спокойно отдохнуть впервые за несколько дней, в чем, не имея дара жизнестойкости, весьма нуждался.
Он лег и попытался обдумать предстоявшее ему путешествие. Где-то и как-то необходимо было взять дары жизнестойкости. Но его охватила глубокая печаль. Он не мог думать ни о чем, кроме Мирримы. И до сих пор ощущал вкус ее губ, холод ее тела под руками, когда он опускал девушку в воду.
Он не о себе горевал и даже не совсем о ней. Он чувствовал, что из мира ушло нечто прекрасное, нужное и великое.
Глаза горели, и он закрыл их, чтобы стало полегче, и не заметил, как провалился в глубокий сон.
Спал крепко и, проснувшись, долго не мог понять, где находится.
Потом до него дошло, что на дворе уже ночь и рядом в постели кто-то лежит. Для постоялых дворов это было обычным делом – делить постель с соседями.
Но женщин, правда, с мужчинами не укладывали, а рядом была именно женщина – он учуял нежный аромат волос, да и рука, что обнимала его, принадлежала явно не мужчине.
И тут он проснулся окончательно и даже подскочил.
Это была Миррима.
– Что… – начал он и умолк.
Миррима, глядя на него, приподнялась на локте. За окном в звездном небе плыла луна, слабо освещая комнату через открытое окно. Они были здесь одни.
– Ты проснулся наконец? – спросила она.
– Но как…
– Ты опустил меня в воду, – сказала Миррима. – Я была слаба, почти уже умерла, и ты отдал меня воде.
– Прости! – испуганно сказал он.
Он был уверен, что Миррима умерла. Но вот она перед ним, живая и здоровая, словно ничего не случилось. И одежда на ней сухая…
– Ты все сделал правильно, – сказала она. – Я кое-что узнала. Не одна Аверан родилась чародейкой.
В голове Боринсона лихорадочно забурлили мысли.
Как же он не понял раньше? Ведь это так и сквозило в ней – ее мягкость, когда следовало быть суровой, умение успокоить его одним прикосновением, совсем как у маленькой ундины, утешившей его после убийства Посвященных в замке Сильварреста.
Он всегда это чувствовал. Но только одно сумел спросить:
– Как это вышло?
– Вода меня приняла, – ответила Миррима. – Мне часто грезилось это – облака, переполненные влагой, водяная пыль над водопадами, ручьи, бегущие по гладким камням. Я всегда любила воду. Мечтала увидеть глубины океана со всеми их чудесами, обитающих там великих чародеев. Вода исцелила меня. Она могла унести меня в море, далеко за Морское Подворье. Если бы я захотела. Но я поняла кое-что, – продолжала Миррима. – Я поняла, что тебя я люблю больше. И поэтому вернулась, чтобы оставаться твоей женой.