Биннесман долго молчал, рука, обнимавшая ее, слегка расслабилась. Устал, наверное.
– Боринсон вправду выздоровеет? – спросила Аверан.
– Надеюсь, – отвечал чародей. – Исцелить телесную рану – дело невеликое. Восстановить утраченную часть тела – это уже магия сложная и стоит дорогого. Но чтобы получить истинное исцеление – исцеление сердца, в котором он нуждается, – он сам должен желать выздороветь.
– Это трудно – исцелить такую рану?
– Очень трудно, – сказал Биннесман. – Почти невозможно. Но мы находились в месте Силы, и с нами было вильде. В другое время и в другом месте я бы даже не пытался это сделать.
Он снова умолк.
Всадники ураганом проносились мимо селений, которые девочке приходилось раньше видеть только с высоты. Зуб Гэррина, например, всегда был для нее просто поместьем некоего лорда – кучка домиков и поля странных очертаний с северной стороны Соласких гор. Здесь же, на земле, под ярким солнцем ранней осени, поместье словно ожило. Домики превратились в замечательный, большой постоялый двор, беленый, с зеленым орнаментом по стенам, с ящиками для цветов под каждым окошком. Поля странной формы стали виноградниками и пастбищами в стороне от холмов, с которых стекал голубой ручей, впадавший в пруд, где отражалось небо и плавали черные лебеди. Поместье лорда было таким красивым, что у девочки даже дух захватило.
Затем холмы кончились, всадники миновали селенья под названиями Источник, Тихая долина и Приют – каждое являло собою оазис жизни среди осенних полей, заросших гибискусом. Его желтые цветы с темными серединками, качавшиеся на ветру, очень нравились Аверан.
Лошади делали по тридцать миль в час, скача столь быстро, что великаны за ними не поспевали. Фрот стонали и ворчали, порой взревывали на бегу. И отставали, но догоняли, когда всадники останавливались на отдых.
Во время одной из остановок Аверан принялась обрывать ростки, что пробились на рукавах ее курточки.
Биннесман шутливо шлепнул ее по руке.
– Прекрати. Это же чародейское одеяние, – сказал он. – Оно будет защищать тебя от солнца и огня, от ветра и холода. В лесу и в полях, при свете дня и в темноте оно тебя укроет.
Аверан посмотрела на рукава Биннесмана. Похожие на корешки волоконца его одежды были красноватого оттенка, цвета осенних кленовых листьев. Осталась ли под ними ткань, было не разглядеть. И трудно было представить, как такое одеяние может от чего-то защитить.
– Мастер Бранд говорил, я быстро расту. Что будет, когда платье станет мне мало?
– Оно никогда не станет мало, – отвечал Биннесман. – Одеяние тоже растет и всегда будет тебе впору.
– Надеюсь, у меня оно получше, чем у вас, – сказала Аверан. – Не в обиду сказано, но ваше похоже на мешок. Мне бы хотелось чего-нибудь покраше.
Биннесман засмеялся.
– Я уверен, у тебя оно вырастет на зависть всем Охранителям Земли до единого.
– А когда, – спросила Аверан, – вы собираетесь учить меня чарам и как сделать посох?
– Что ж, можно начать и сейчас, – сказал он. – Вот это защитит тебя от Огня. – Биннесман начертил руну на ее руке. И сразу же солнце, которое так слепило ее последнее время, как будто потускнело. Лучи его перестали жечь. – А это – от Воздуха.
Он начертил другую руну. Аверан за эти дни как-то уже привыкла к резкому ветру, напоминавшему о близости зимы. И вдруг он затих. Девочка повторила за чародеем начертание рун.
– Они помогают лишь на время, – сказал Биннесман. – Потом я научу тебя другим рунам и заклинаниям.
Они снова тронулись в путь и вскоре приблизились к мертвым землям, окружавшим Каррис. На горизонте появилась темная страшная граница, и девочке интуитивно захотелось остаться по эту ее сторону. Из почвы там было вытянуто нечто жизненно важное. Даже камни на склонах гор впереди казались изуродованными костями Земли, совсем как обнажившиеся в результате разложения плоти костяшки пальцев прокаженного.
Аверан надеялась никогда в жизни больше не попасть в Каррис, даже в страшном сне, но сейчас ей надо было ехать туда.
Биннесман окликнул Габорна:
– Ваше величество, можно ли остановиться ненадолго?
Габорн не спросил, для чего. Он и сам видел страшную границу и знал, что лошади нуждаются в корме.
– Привал! – крикнул он.
Лошади, встав, тут же принялись щипать траву, а великаны со стонами попадали на землю.
Биннесман отъехал в сторону, к холму в полумиле от дороги. Вильде поскакала следом. У подножия холма чародей спешился, пустил коня к ручью напиться и попастись.
– Можете побыть тут, коли хотите, – сказал он Аверан и вильде.
Затем поднялся на холм и встал под большим дубом. Наклонился в сторону опустошенных земель, обеими руками поднял над головой посох. Аверан услышала, как он запел, но слова относил ветер.
Долгое время казалось, что ничего не происходит. Затем она увидела легкий зеленый дымок, который вытекал из посоха чародея и улетал по ветру – не то семена, не то пыльца.
Зеленая женщина вошла в ручей. Встала в воде на колени, вытащила рака и с любопытством уставилась на него. Кто-то успел ее одеть, и теперь зеленая женщина ходила в коричневой тунике, в зеленых штанах и почти новых кожаных башмаках. Но поверх всего этого по-прежнему носила черный медвежий плащ Роланда. В одежде она больше походила на человека.
Но Аверан знала, что это иллюзия. Зеленая женщина была вильде. Биннесман ее сделал, как делает куколку резчик по дереву. Смастерил из камней, коры и крови Земли. Вдохнул в нее какое-то подобие жизни, чтобы она стала его воином.
– Что это делает Биннесман? – спросила девочка у Весны.
Весна посмотрела на нее, проследила взгляд, увидела чародея под деревом и прищурилась.
– Не… знаю.
Аверан все смотрела на вильде. Та училась быстро. Несколько дней назад она только повторяла за другими отдельные слова. А сейчас уже могла отвечать на простые вопросы.
– Весна, – сказала Аверан, – ты хоть чего-нибудь боишься?
– Боишься? – переспросила вильде, склонив голову набок. Бросила рака обратно в воду и уставилась на Аверан.
– Бояться, – сказала Аверан. – Это такое чувство. Сердце у человека, когда он боится, начинает стучать, сам он дрожит. Чувство, которое тебя охватывает, когда ты понимаешь, что сейчас случится что-то плохое.
– Нет, – сказала Весна. – Не боюсь.
– Не боишься, даже когда сражаешься с опустошителями?
Весна покачала головой, и выражение лица ее говорило, что она даже не понимает, о чем речь.
«Возможно, у нее нет чувств», – подумала Аверан. Ведь она никогда не видела, чтобы Весна плакала или смеялась.
– Ты чувствуешь что-нибудь? – спросила девочка. – Когда спишь, тебе снятся сны?
– Сны?
– Ты что-нибудь видишь, когда закроешь глаза? Зеленая женщина закрыла глаза.
– Нет. Не вижу.
Аверан сдалась. Ей хотелось подружиться с вильде, но та пока едва умела говорить.
И девочка стала учить ее еще нескольким словам.
Биннесман закончил свое дело, снова наклонился в сторону мертвых земель, после чего спустился с холма.
Ничего не изменилось. Земли на юге как были опустошены, так и остались.
Зато Биннесман выглядел так, что его было не узнать. Со лба его стекал пот, чародей весь дрожал от изнеможения. Он припал к воде на берегу ручья и целую минуту пил, не в силах утолить жажду. Дрожал он так сильно, что девочка забеспокоилась, сумеет ли он подняться на ноги без посторонней помощи.
– Что вы делали там? – спросила она.
– Земля жестоко проклята, – сказал Биннесман, – поражена бедой и болезнью, гниением и отчаянием. Она нуждается в благословении.
– И у вас ничего не вышло?
– Не вышло? Не совсем так! – сказал Биннесман. – Просто некоторая магия действует медленно. Последствия моего заклинания проявятся лет через сто, а то и больше.
Он погладил девочку по голове.
– Биннесман, – спросила Аверан, – ваша вильде видит сны?