Совсем не такого Рождества я ожидала! Бедный Эдуард тяжело переживал вынужденное расставание и, будучи совсем еще ребенком, не мог совладать с горем. Я написала ему письмо, в котором постаралась утешить, брат ответил мне нежным посланием, которое хранится у меня до сих пор. «Меня не столько опечалил переезд, сколько разлука с тобой, дорогая сестрица, — говорилось в письме. — Единственная отрада в том, что скоро, если не вмешается судьба, мы увидимся вновь…»
Но судьба вмешалась, и наша долгожданная встреча оказалась слишком короткой.
В январе я узнала, что граф Сарри обезглавлен на Тауэрском холме. Бедный безрассудный Сарри… Как легкомысленно обходятся люди с жизнью — и чужой, и своей! Сколь малозначительным казался мне проступок, стоивший Сарри головы! Но, конечно, я понимала, что дело вовсе не в королевском гербе — два могущественных семейства, древние Ховарды и выскочки Сеймуры, схватились не на жизнь, а на смерть в борьбе за власть. Похоже, верх брали Сеймуры, да это и неудивительно — ведь они приходились родней наследнику престола.
В конце января, в самый последний день того памятного месяца, к великой моей радости, в Энфилд неожиданно привезли Эдуарда.
Было холодно, даже морозно. Эдуард прибыл, сопровождаемый сэром Энтони Брауном и Эдуардом Сеймуром, графом Хертфордом. Меня поразило, что двое этих господ столь мирно переносят компанию друг друга, ибо сэр Энтони слыл твердым приверженцем католицизма, а Хертфорд почитался за вождя протестантской партии.
Меня вызвали в парадный зал, и я увидела, что Эдуард стоит посреди просторного помещения, а рядом, как истуканы, застыли Хертфорд и Браун.
— Эдуард! — радостно закричала я, забыв об этикете. Мы бросились друг другу в объятия.
Оба вельможи молча смотрели на нас, явно не одобряя столь вопиющего нарушения приличий, но мы с Эдурдом не обращали на них внимания. Бывают в жизни минуты, когда можно забыть о церемонии и дать полную волю чувствам.
Затем граф Хертфорд торжественно объявил:
— Милорд и миледи, у меня горестная весть. Ваш отец, великий и славный король Генрих Английский, скончался в Уайтхоллском дворце. — Хертфорд пал на колени, взял Эдуарда за руку и воскликнул: — Боже, храни короля!
Эдуард вжал голову в плечи. Потом растерянно взглянул на меня, я обняла его, и мы разрыдались. Итак, отец мертв. Я была достаточно взрослой, чтобы понимать: впереди опасные времена. Мне шел четырнадцатый год, а я уже знала, что такое коварство и что такое осторожность. Но Эдуард, мой бедный маленький брат — в таком нежном возрасте уже король!
Мы долго плакали, я скорбела не столько по отцу, великому и жестокому, безжалостному и великолепному, сколько по своему хрупкому малолетнему братцу.
ЧЕЛОВЕК БОЛЬШОГО УМА И МАЛОЙ МУДРОСТИ
С того дня моя жизнь переменилась. Мной всецело завладела одна мысль, потрясшая все мое существо. Это была ослепительная, манящая, бесконечно далекая и в то же время отнюдь не фантастическая идея: в один прекрасный день я могу стать королевой Англии.
После долгих лет безвестности и лишений, когда мной, незаконнорожденной дочерью короля, пренебрегали, когда меня вынуждали ходить в латаных платьях и без конца пересылали из замка в замок, я вдруг превратилась в весьма важную особу. Теперь я часто ловила опасливые взгляды, которые исподтишка бросали в мою сторону придворные. «Осторожней, — говорили эти взгляды. — Как знать, не станет ли она когда-нибудь королевой?»
Я с удовольствием принимала оказываемые мне знаки почтительного внимания. Мне достался лишь слабый отблеск того ощущения власти, которым наслаждался мой отец с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать лет и он взошел на престол. Править страной — великой страной! — какая великолепная участь!
Мое новое положение объяснялось условиями отцовского завещания. Я получила ежегодную ренту в три тысячи фунтов (огромное богатство!) и приданое в размере десяти тысяч. Правда, выйти замуж я могла только с согласия короля — которым ныне являлся мой младший брат Эдуард — и его Совета. Я легко справлюсь с Эдуардом, но вот как насчет Совета? Ну да ладно. Вопрос о замужестве пока не стоял. Однако было ясно, что, если какой-нибудь смельчак взял бы меня или мою сводную сестру Мэри Тюдор в жены без разрешения Совета, суровое наказание ожидало бы его, равно как и нас. Меня это пока не слишком тревожило, в свои четырнадцать лет я не собиралась рисковать головой ради супружества.