Выбрать главу

10.

Каким-то образом мимо героини проскользнули два часа ее жизни. Взглянув на свои настенные, она ужаснулась этому факту, потому что ей казалось, что прошло не более двадцати минут. Но, с другой стороны, она проделала за них много работы: постирала, помыла в доме полы, полила практически бескрайний для ее головы огород. И теперь становилось теплее, а, значит, насекомые, так сурово свирепствующие утром, начинали прятаться от нарастающего зноя, и оставалось подождать всего лишь час или полтора и они практически уйдут совсем.

И она решила приготовить завтрак. Ела героиня всегда около половины восьмого, несмотря на порой слишком раннее время своего подъема. Сразу после сна ей кусок в горло не лез, да и вообще от одной мысли о необходимости подкрепиться ее начинало подташнивать, потому что мигрень не всегда позволяла принять необходимую норму витаминов и белков. Но если сделать для еды строго определенное время, то вполне можно было смириться так же, как и с необходимостью до жаркого солнца полить все в огороде. Вот и сейчас она кипятила чайник, чтобы заварить себе пару ложек овсяных хлопьев и кружку черного чая. Ольга пошла в огород, ведь уже созрела ее любимая ягода – жимолость, и можно было добавить ее в кашу и просто поесть с чаем. Денег у нее не было, но ничего из магазина ей не хотелось. У нее еще была гречневая крупа и мука, и при желании можно было приготовить все что угодно.

Но вот с утренней трапезой было покончено, на «Ретро ФМ» шли какие-то заунывные электронные мелодии, которые были для нее самыми нелюбимыми на свете. На раннюю рыбалку она уже опоздала, да и с вечера не хотела идти, а в восемь утра рыба уже плохо клюет. Значит, можно пойти пока поделать что-то на своих грядках, потом навестить Лениного, то есть ее знакомой подружки, дедушку, а по-простому – дедушку Ленина, который жил примерно в километре от нее. Он сможет посоветовать, где сейчас лучше ловить и какие крючки с собой брать.

И вот она уже на своем весьма скрипучем горном велосипеде с задним и передним амортизаторами мчится по извилистой узкой тропке вдоль крутого ската в озерцо. Мимо пролетают деревья, кусты так полюбившейся этим полям облепихи, камыш и величавые осины, стволы которых порой невозможно обнять трем людям, если они прижмутся к нему и вытянут по нему свои руки. Вдали виднелся осиновый лес протоки, и оттуда, хотя он был в километрах двух отсюда, слышался таинственный шорох этих дьявольских деревьев. Но весь страх разом разбивали запах дыма из бань, топившихся по-черному, и звук болгарки, без которого, наверное, лето нельзя было назвать летом.

Она умело открыла ворота, которых раньше боялась до жути из-за своей стеснительности, вкатила туда своего железного друга, закрыла за собой замок. Оставив свой велосипед рядом с верандой, она прошла вглубь огорода по аккуратно мощеной дорожке.

- Дедушка Лееенииин!..

Она не боялась его разбудить, потому что пожилые люди всегда встают рано и даже рады, когда кто-нибудь навещает их утром.

- Оу!... Сейчас, иду, я в грядке с огурцами…

Подходя ближе и начав искать эту грядку с огурцами, девочка услышала какой-то старинный романс, который, к сожалению, она не знала и поэтому подпеть не могла. Дедушка Ленин обладал неплохим баритоном, но жизнь сделала его сперва инженером-гидротехником, а потом и вовсе преподавателем гидравлики в одном из сильнейших технических институтов в городе. Он не раз рассказывал интересную историю, как прекрасно может петь дома и как  его сдавливает на сцене.

- О… Оля, ты знаешь, что… мы с бабой Таней как раз собрались пить чай, давай ты к нам присоединишься.

Он легонько обнял девочку за плечи и направил в дом. Баба Таня была его женой, тоже в свое время инженером и когда-то объездила с дедушкой весь Союз. Она победила рак и была очень крепкой и веселой пожилой женщиной, умной и эрудированной, но при этом простой и способной найти общую тему для разговора с любыми людьми. Девочка сначала ее побаивалась, но потом как-то обрела к ней симпатию даже большую, чем к дедушке Ленину. Была между ними какая-то чувственная женская солидарность, совсем не подвластная вечному мужскому рационализму.