Яна сидела, задумавшись. Ольга подливала еще чай, ее подруга все же более-менее оживилась после поездки, значит, можно брать ее на озеро, а потом попросить помочь немного в огороде.
- Слушай, спасибо тебе большое! Мне лучше. А еще я поняла, что я абсолютно полностью являюсь эпикурейцем.
- Да, это неплохо! А я - чистый стоик. Давай собираться на озеро, раз тебе получше. Там сейчас очень хорошо!..
Они принялись убирать со стола и мыть за собой посуду. Было очень грустно, что Античность закончилась, и даже неясно, что потом девочка будет делать. Она вспоминала приятные для нее моменты в философии, пока вытирала стол, мыла стаканы, наводила порядок. Казалось, что внутри у нее родился собственный, никому не видимый Сократ, он постоянно жалил ее за живое и заставлял действовать. Это было сначала совсем неприятно, но потом она привыкла и даже была рада его насмешкам и прекрасному зрению на ее недостатки. Ей не бывало теперь одиноко одной, она радовалась, что когда-то на земле жили люди, которые понимают ее и мыслят так же, как она.
Они взяли с собой полотенца, налили в бутылку воды, взяли расческу и закрыли дом. Отправляться нужно было пешком, потому что у Яны не было велосипеда, да и каталась она плохо, поэтому одалживать не было смысла. Но зато можно позагорать, пока долго идешь. И вот они уже закрыли калитку и медленно пошли по тропинке вглубь общества.
- Да, жаль…
- Что? Ты что-то сказала?
- Жаль, что философия закончилась. Что я теперь буду делать?
- Да ладно, ты думаешь, что она только в Античности была? Попробуй найти дальше средневековую!
- Обязательно! Но, все же, у меня еще похмелье от этой. Надо все как следует переварить.
Был прекрасный теплый день, один из тех теплых деньков, в которые человек чувствует себя частью природы. Их фигуры уменьшались вдали, уже пролаяли все собаки соседей, голоса еле доносились с конца улицы. И лишь легкий ветерок уносил назад запах свежего чая, поселившегося в них во время беседы на веранде.
13.
- Оля, Натали, подойдите на минуточку сюда.
Был один из самых типичных вторников, которые, по своему обыкновению, начинались с унылой пары хора. В музыкальном колледже все было уныло: темные коридоры с одним только окном, особый затхлый запах во всех классах, само шестиэтажное серое здание. Большинство людей тоже были унылыми, а те, кто обычно не входил в породу таких, становились ими при входе в этот мир. Казалось, никакого удовольствия и удовлетворения здесь музыка не приносила, а даже наоборот была тяжелым грузом и ношей для юных сердец, выбравших эту стезю. Это было видно на их лицах, в их разговорах, в их тяжелой неуверенной походке. Два унылых рояля стояли в хоровом классе - в триста девятом кабинете. Да, также как и в школе для бывшего девятого «а», он был основным, как бы «классным» кабинетом для хоровиков, но никакой схожести не было. Эти два рояля были слишком горды и аристократичны, хотя издавали прекрасные звуки и по нажатию клавиш были лучшие после концертного «Стэйнвэя»[3], стоявшего в зале. На них девочка стеснялась заниматься и вообще боялась оставаться с ними наедине, поэтому никогда не выбирала для занятий этот класс, даже если он единственный был свободен. Но сейчас она находилась там со всем своим отделением, поэтому чувствовала себя несколько проще и легче.
Натали – четверокурсница с темными волосами, растущими вверх, но из-за их длины лишь чересчур объемными благодаря этому свойству. Голос у нее был сильный, развитый, но довольно необычный, имеющий своеобразный тембр. Она вполне могла бы пойти в консерваторию на вокальное и петь дальше сольно, но коллективизм хора и постоянные упреки хормейстеров подавили в ней это естественное желание сильного человека конкурировать и быть самодостаточным. Теперь она не знала, кем будет по окончании колледжа, но вроде как хотела петь в ансамбле. Она и тогда пела в ансамбле ДХО[4], но это все же была еще не ее работа.
- Натали, Оля! Ага.
Они подошли к хормейстеру, облокотившемуся на черный рояль. Белый стоял слева, и между ними остатки хора растекались на большой перерыв для обеда. Народу в классе почти не оставалось.
- Мы с вами поем мессу Бриттена с хором, там в одном номере «Benedictus»[5] есть два сола. Нашли? Вот, вы выучите их, пожалуйста.