– У них много власти в этом городе, – честно и с восхищением говорю я Скипу. – Они так много делают для нашего общества. Это вдохновляет.
– Настоящая сила внутри тебя самого. Она не зависит от связей с остальными. – Скип снова поворачивается ко мне и улыбается. – Мы с тобой оба в это верим, Эм. Нам все удается лучше, когда мы действуем в одиночку, разве не так?
Я стараюсь сохранить на лице беззаботную улыбку, хотя мне очень хочется нахмуриться. Неужели он видит меня такой? Одиночкой? Я постоянно окружена друзьями. Возможно, я стараюсь стать лидером, но я не достигла бы того, чего достигла, без их помощи.
Даже до того, как я узнала, что я – ведьма. Друзья должны знать об этом, даже если такой, как Скип, этого не понимает.
Интересно, а они правда это знают? Я делаю мысленную пометку, чтобы упомянуть их вклад в общее дело в своей сегодняшней речи, когда мы соберемся, чтобы увековечить в памяти этот день.
– Скип. – Я грустно вздыхаю. Мне хочется похлопать его по руке, как он делал это в прошлый раз, но я не могу себя заставить его коснуться. – Ты же знаешь, что у меня есть друзья, так? – Он издает резкие звуки, но я с напором продолжаю: – Ты выглядишь таким одиноким. Надеюсь, ты не против, что я это говорю. Друзья могут утешить. И когда ты находишь единомышленников, которые способны тебя поддержать, это самое значительное событие в жизни.
– У меня есть друзья, Эмерсон! – раздражается Скип. – У меня их куча.
Он говорит это ровно тем же тоном, каким однажды в седьмом классе хвастался, что в него влюблены семь девчонок. Вот только, по его словам, все они жили за рекой в Иллинойсе.
Я бросаю взгляд на Кэрол. Она сидит ближе к тому столику, который забронировал Скип. Наши взгляды встречаются. Она кивает мне, но не улыбается. А я сияю улыбкой. Она смотрит на сына, и в ее глазах нет ни малейшего намека на любовь. Никакой безудержной материнской гордости или даже приятия. Я знаю, что именно так и выглядит родительское неодобрение.
И Скип знает, потому что он тут же распрямляет спину. Мне почти его жалко. Ведь, в конце концов, я тоже через это проходила.
– Это тяжело, когда твоя семья тебя не поддерживает так, как должна. Но если есть друзья, они сглаживают…
– Ваш ковен не полный. – В голосе Скипа звучит нечто большее, чем злобное шипение. Он наклоняется ко мне через стол, лицо его пятнисто-красное, и я чувствую темную силу. И понимаю, что она принадлежит ему. – А вы ни черта не можете без полного ковена.
Я понимаю, что он не собирался этого произносить. К тому же это нарушение закона ведьм – говорить такое человеку, лишенному силы. Хочется ему об этом напомнить. Но я не могу показать свою триумфальную радость. Приходится растерянно смотреть на него.
– Мой что не полный?
– Ничего. – Его лицо краснеет еще больше, а глаза становятся слишком темными. – Ты закончила с ужином?
– Хочешь последний кусочек? – Я машу вилкой в его сторону, распространяя великолепный аромат шоколада.
Он двигает челюстью.
– Нет.
– Так как ты назвал моих друзей? Ковен? – Я смеюсь так, словно он пошутил. – Значит, так ты нас называешь. Насколько я помню, в старшей школе ты называл нас иначе. – Я наклоняюсь к нему. – Боюсь спрашивать, кто сделает наш ковен, – я говорю все это шуточным тоном и показываю пальцами кавычки, – полным.
– Псевдоинтеллектуалы и бузотеры, Эмерсон, – многозначительно произносит Скип. Он встает, и на его лице появляется знакомое высокомерное выражение. – Сожжение на костре. Вот что бывает с ведьмами.
Я морщу нос.
– Что за шовинистская драма, Скип. Ты такой забавный. Ты не хуже меня знаешь, что обвинения в колдовстве – это не более чем патриархальный конструкт для подавления женского вольномыслия.
Но на случай, если он не знает, я продолжаю распространяться на эту тему, пока мы ждем счет, а потом великодушно позволяю ему заплатить за ужин. И мне приходится прикусить язык, чтобы не расхохотаться, когда мы выходим в темноту на улицу. Ужин прошел совсем не так, как он рассчитывал.
Мы спешим обратно к дому Вилди, и у меня такое чувство, что Скип словно перенастраивается. Наверное, он просто не хочет воспринимать наш ужин как поражение. Я ускоряю шаг и без остановки болтаю о тех нуждах города, которые не волнуют даже меня, и одновременно ищу глазами птиц своих друзей, стараясь делать вид, что я этого не делаю. Я останавливаюсь на каменных ступенях своего дома.