Сколько Джордж ни гонял ее, она продолжала досаждать нам, пока прайд львов — штук шесть-восемь — не взял «шефство» над лагерем. Особенно часто навещали нас две львицы. Джордж светил на них фонариком, покрикивал, а они только моргали, продолжая рассматривать нас с расстояния шести-семи метров. Потом вместе со своими львятами они лакали из ведра грязную воду, приготовленную нами для мытья машины. Напьются и лягут вокруг лендровера у палатки Джорджа. Всю ночь он слышал их возню.
Выдалось несколько дней сносной погоды, потом опять хлынули ливни. Искать львят стоило только на возвышенных местах, и мы решили, пока еще все кругом не затопило, тщательно изучать район холмов. Ехать туда надо было через равнину, держась поближе к скалистым грядам.
Мы не очень-то надеялись на успех. В обширной области, где множество скал, лесов, урочищ, речек, проще простого проехать в нескольких метрах от крупного зверя и не заметить его. Сколько раз мы едва не наезжали на буйволов, которые валялись в грязи, скрытые высокой травой. Я с неизменной тревогой ждала исхода каждой такой встречи, но великаны не меньше нас опасались столкновения. Они поспешно вставали и уходили прочь, мотая огромными головами и оглядываясь, чтобы проверить, не преследуем ли мы их.
Земля совсем раскисла. Животным это не нравилось так же, как и нам. Мы убедились в этом однажды утром, когда увидели на дереве львицу с двумя львятами, которые забрались повыше в поисках сухого места. Только я вознамерилась сфотографировать их, как львята скатились вниз. Львица прыгнула следом и тут же увела их за собой на другое дерево. А подальше нас ожидало совсем забавное зрелище: сердитые цесарки гнали трех шакалов. Стоило шакалам обернуться, как птицы набрасывались на них и принимались клевать. Поджав хвосты, четвероногие добежали до надежного укрытия и немного погодя попытались перейти в контрнаступление, но цесарки были так воинственны, что шакалам все же пришлось отступить.
А дождь все лил и лил, и наша «подводная лодка» начала рассыпаться. Сперва вывалился центральный болт, за ним последовали другие, вышел из строя тормоз, стартер, глушитель. Но машина продолжала служить верой и правдой, пока наводнение опять не заперло нас в лагере. Да и тут ей нашлось применение — она стала спальней. Моя палатка протекала как сито, и вообще в машине я чувствовала себя как-то безопаснее. Совсем рядом с нашим лагерем обосновалась семья с пятью львятами. Однажды утром мы увидели их около убитой топи в каких-нибудь ста пятидесяти метрах от нас. В этот день мы ожидали к ужину директора гостиницы с женой. Я вышла им навстречу и, когда они подъехали, села к ним в машину. Мы тронулись к лагерю и на том самом месте, где я только что ждала гостей, увидели львиное семейство.
Глава девятнадцатая
ЛАСТОЧКИ
В нашем «заточении» с нами были ласточки. Чета красногузых второй раз попыталась обосноваться в моей палатке. Порхая у меня над головой, они прилежно лепили глину на кол. Но тут у них появились соперники — острохвостые ласточки. Они меньше красногузых, однако очень хороши собой. У них длинные, тонкие хвостовые перья и на голове красные пятнышки. Сперва острохвостые осмотрели автомобиль, но, в конце концов, предпочли палатку. Целый день обе четы, взволнованно щебеча, летали взад и вперед, затем красногузки исчезли. Поле боя осталось за острохвостыми. Я обвязала кол бечевкой, чтобы им было удобнее, и они неустанно трудились, не обращая внимания на стук моей пишущей машинки. Правда, если я двигалась слишком порывисто или кто-нибудь входил в палатку, ласточки улетали. Работу они начинали с рассветом, в жаркие дневные часы делали перерыв, около пяти возвращались и продолжали лепить до темноты. Сооружение свое они укрепляли травинками, окунув их сначала в грязь. Самочка была несравненно прилежнее самца, который частенько садился на оттяжку почистить свои перышки. На двенадцатый день ладная чашечка была готова.
А на следующее утро на растяжках палатки разыгралась брачная церемония. В перерывах самочка выстилала гнездо перышками и травой. Я предложила ей маленькие комочки ваты. Она брала сразу по три, и я едва поспевала готовить для нее этот отделочный материал.
Через четыре дня, подняв над входом в гнездо зеркальце, я увидела три светлых яичка с рыжими пятнышками. Вскоре самочка начала их высиживать. Она просидела семнадцать дней, лишь ненадолго покидая гнездо в жаркие часы, чтобы поесть. Самец, видимо, в это время к ней не приближался. Птенцы вылупились через месяц после начала строительства (одиннадцать дней на лепку гнезда, три дня на кладку яиц, семнадцать на высиживание). В тот день я нашла одно яйцо на моей раскладушке, которая стояла как раз под гнездом. Решив, что оно выпало случайно, я дождалась, когда ласточки улетели кормиться, и положила яйцо на место. В зеркальце я рассмотрела двух крохотных голеньких птенцов. Они еще не обсохли, и большие клювы с желтой полоской придавали им жалкий и уродливый вид.
Но вот родители вернулись, и вскоре я опять увидела яйцо на кровати. Видно, они знали, что из него уже не вылупится птенец, поэтому выбросили. Отец и мать поочередно согревали птенцов, покидая их только в знойный полдень. Уже на второй день птенчики стали обрастать пушком. С утра до вечера родители не знали покоя, удовлетворяя неуемный аппетит своих отпрысков. Даже при моем приближении малыши широко открывали свои клювы.
В гнезде царила безупречная чистота. Как добивались этого его крохотные обитатели, я не знаю. В первые дни я ни разу не видела, чтобы они садились на край гнезда, а между тем кровать внизу была испещрена пометом.
Вскоре после появления птенцов ветер снова принялся трепать палатку. Гнездо начало отставать от кола, а тут еще хлынули дожди и затопили лагерь. На следующее утро меня разбудило возбужденное щебетание. Самочка металась от палатки к проволочной сетке, за которой я спала в машине. Я вбежала в палатку и увидела, что один птенец лежит на моей кровати. Он продрог и тяжело дышал. Я взяла его в руки, стала отогревать своим дыханием. Тут я заметила, что передняя стенка гнезда отвалилась, а задняя висит буквально на волоске, вот-вот упадет. Второй птенец еще как-то держался, но первого уже некуда было класть, и родителям негде было сесть, чтобы кормить их. Умница ласточка сразу догадалась позвать меня на помощь, видя, что самой ей не под силу исправить беду. Я попросила Джорджа подержать и погреть птенца, а сама принялась липким пластырем чинить гнездо. Пожертвовав наволочку, я сделала из нее лямку и притянула гнездо к палатке. Родители летали у меня над головой и следили, что я делаю. Не отпугнет ли их белая лямка? Нет, едва я закончила работу, как они юркнули в гнездо.
Теперь ласточки стали на ночь покидать гнездо. Но это уже не было опасно, так как птенцы начали оперяться и хорошо согревали друг друга. Один из них рос особенно быстро. Мы решили, что это самец. На шестнадцатый день он начал упражняться в полетах. Приземлялся он благополучно, а взлететь еще не мог. У него было несравненно больше желания, чем умения, и родители тревожно метались над ним, пока я не клала смельчака обратно в гнездо. Тотчас все начиналось снова. К сожалению, птенец и ночью не мог угомониться. Проснувшись однажды утром, я увидела, что родители неподвижно сидят на оттяжке. Я вошла в палатку и на кровати обнаружила мертвого малыша.
Джордж один поехал искать львят, а я осталась в лагере, чтобы присматривать за вторым птенцом. И очень кстати, потому что как раз в этот день пичуга задумала испытать свои крылья. Совсем как брат, она спускалась вниз, будто на парашюте, но вернуться в гнездо не могла, и мне пришлось-таки потрудиться. Когда стемнело и родители улетели, я положила птенчика в коробку, выстланную мягкой тряпочкой. Еще до рассвета я снова положила его в гнездо, и, когда родители вернулись, он уже ждал их с разинутой пастью. И в этот день я осталась в лагере. Родители тоже дежурили, отгоняя сорокопутов, которые накалывают чужих птенцов на длинные шипы и поедают их. Маленькая ласточка могла уже летать метров на сто, но на земле все еще оказывалась беспомощной. В лагере было много воробьев, которых она боялась. Чтобы отвлечь их, я насыпала в сторонке кукурузы и семян. Воробьи, конечно, были в восторге. К ним вскоре присоединилось семейство мышей. Толкая друг друга, они все вместе уписывали угощение. Просто идиллия… Зато жизнь ласточек-родителей была далеко не идиллической. Меня поражала беспомощность их птенца. Джордж сказал, что видел гнездо острохвостых ласточек в глинистом береговом обрыве. Я не могла представить себе, как они спасают своих птенцов, когда те, вылетев из гнезда, попадают в реку.