Пустельга внимательно наблюдала за манипуляциями Туи. Я видел, как она тревожится за Ястреба. Мое сердце тоскливо заныло.
— Где ты раздобыла этот фонарик? — спросила она Туи.
Туи фыркнула.
— Обзавелась им сегодня, — сказал она, продолжая исследовать многочисленные синяки и ссадины на смуглой коже Ястреба. — Подумала, что хороший медицинский набор «скорой помощи» нам не помешает. Тебе повезло, чувак, — обратилась она к Ястребу, — что я прихватила целую аптеку, хотя не думала, что она понадобится так скоро. — Она убрала фонарик в карман. — Полагаю, что сотрясения мозга у тебя нет, но в нормальных условиях я немедленно отправила бы тебя в больницу.
— Никаких больниц, — простонал Ястреб. Он дышал тяжело, с хрипом и свистом.
Я зажмурился, невольно вспомнив ту ночь, когда умирала моя бабушка. Я чувствовал, что смертельно устал, и физически, и эмоционально. Из-за оставшейся после извлечения чипа раны я даже не мог толком сесть на траву. Эта рана постоянно напоминала мне о зле, которое преследовало нас и гнало, не давая покоя.
Но хуже всего было ощущение беспомощности — я ничего не мог сделать для Ястреба. И ничем не мог помочь Отряду.
«Господи, как долго это будет продолжаться? Или мы обречены вечно скитаться? Или эволюционисты рано или поздно поймают нас?»
Боковым зрением я уловил какое-то движение в темноте и быстро обернулся. Оказалось, что это Рэйвен. Прижав ладони к щекам, она попятилась назад, глаза ее были полны слез.
Филин быстро обнял Рэйвен за плечи и шепнул на ухо несколько слов. На лице девушки застыло выражение муки, как у человека, который вспомнил нечто ужасное. Однако тихая настойчивая речь Филина, видимо, успокаивала ее. Рэйвен порывисто вздохнула и вытерла слезы. Можно было только гадать, какую боль и страдание несут эти двое в своих сердцах. Мое сердце тоже сжалось от боли. По собственному печальному опыту я знал, что прошлое невозможно выкинуть из памяти. Но сейчас меня больше волновало будущее Отряда. Мне хотелось, чтобы оно оказалось лучше, чем прошлое каждого из нас. И попытки понять, что для этого делать и куда двигаться дальше, неизменно приводили меня в смятение.
«Знак. Какой-нибудь знак, Господи. Хоть что-нибудь. Направь нас — это все, о чем я прошу. Куда нам сейчас идти? Что делать?»
— А интересно, — начал говорить Сокол, осторожно усаживаясь на траву так, чтобы не потревожить рану на ягодице, — как вообще эти плохие парни в черном узнали, что ты заявился домой?
— Насажали «жучков» в доме у родителей, — предположил Ястреб. Он не переставал болезненно морщиться, пока Туи накладывала ему тугую повязку на сломанное запястье. — Скорее всего. Вряд ли они нас выследили по дороге домой. Я все время был настороже и ничего подозрительного не заметил.
— Ясно. Но визит хотя бы того стоил? Ты узнал что-нибудь полезное для нас?
— Ну… Эволюционисты сразу же после моего побега из дома изъяли все документы. Но мне удалось узнать имя врача и название пекинской клиники, в которую обращались родители.
Здоровой рукой Ястреб извлек из кармана смятый листок бумаги и протянул его Пустельге. Она взяла бумажку, развернула и прочитала вслух: «Доктор Крис Шмидт. Клиника репродуктивной медицины „Золотой гусь“».
Туи нахмурилась. В темноте ее черные крылья напоминали две большие пляшущие тени у нее за спиной.
— Так, значит, не Голдберг.
— Думаю, что если у этого Голдберга была задача скрыться от эволюционистов, то первое, что он сделал бы, — поменял имя, — возразила Пустельга, откидывая упавшую ей на глаза светлую челку.
— Ага. И к тому же в названии клиники «Золотой гусь» и в фамилии Голдберг[23] имеется кое-что общее, не находите? — добавил Сокол.
— Может быть, просто случайное совпадение, — не очень уверенно произнесла Туи.
— Может, — согласился Сокол, — но маловероятно.
Понимая, что сейчас у нас нет времени на долгую дискуссию, я вклинился в разговор:
— А что насчет продуктов и всего остального? Вам удалось раздобыть что-нибудь?
— Семь отличных туристических рюкзаков, — рассмеялся Сокол, — до отказа набитых продуктами и разными приспособлениями для кемпинга. Мягкие лямки, дополнительный широкий ремень, чтобы закрепить на талии. Для полета — лучше не придумаешь.
— Да, но Ястреб серьезно ранен. Я не позволю ему подняться в воздух, пока не осмотрю хорошенько его крылья при свете дня, — сурово заявила Туи.
Пустельга прикусила губу. Мое сердце снова сжалось от боли и сочувствия.
23
Фамилия Goldberg дословно переводится с немецкого как «золотая гора» (от слов «gold> и «berg»),