– Ермолин Михаил, – представился Миша. Он не увидел, как при упоминании этой фамилии внезапно побледнел Данилов и во все глаза уставился на парня. Впрочем, уже через пару мгновений сталкер вернул утраченную на время ухмылку обратно. Краткая метаморфоза осталась никем не замеченной.
– Ну как оно? – спросил Немов.
– В порядке, – как можно более небрежно ответил Ермолин. Мол, бывало и похуже.
Немов хмыкнул, но ничего не сказал. Зато Башка встрял:
– Ну да, в порядке, – блеснули ровные белые зубы, – от страху чуть в штаны не наложил наверху, еле успокоили.
– Будет тебе, Ваня, – успокоил своего бойца Немов, – ты вспомни свой первый выход на поверхность. На руках тащить обратно пришлось, ноги не шли.
– Ну ладно, – обращаясь уже к Василию Петровичу, сказал командир. – Вы тут со своим парнем разбирайтесь сами, а нам отдохнуть немного надо. И подумайте над моим предложением.
Немов кивнул своим бойцам, те встали и направились к выходу. Напоследок Том ткнул Мишу огромным кулачищем так, что плечо парня аж заныло, и подмигнул:
– А ты смелый, раз в одиночку решился на поверхность сунуться, только глупый.
И трое сталкеров покинули комендантскую.
Миша получил нагоняй по полной программе – и за самовольный выход на поверхность, и за испорченный когтями твари комбинезон химзащиты, и за то, что втянул Кольку, и за то, что сейчас ночь, а полстанции из-за него не спит. Но Василий Петрович остыл быстро – такой уж он был человек, не мог долго злиться. Уже по-отечески потрепав Мишу по плечу, комендант налил ему чаю, который заваривали на грибах, – конечно, не тот чай, что пили до Катаклизма и который знал Василий Петрович, но все лучше, чем ничего. От кружки валил пар и распространялся терпкий аромат; Миша любил этот чай, другого он просто не пробовал. Жмурясь и обжигаясь, он сделал большой глоток.
– Василий Петрович, а что за предложение они вам сделали?
Сталкерам выделили место для ночлега – склад, где хранились дрова, немного расчистили. Хотя Немов и говорил, что ничего не нужно, они могут переночевать и на платформе станции, комендант, чтобы оградить бойцов от любопытных глаз, а также от лишних расспросов, настоял на отдельном помещении, выдав сталкерам несколько одеял.
Рабочий день был в самом разгаре, но Мишу освободили на несколько дней от обязанностей на фермах. «Пусть плечо сначала заживет», – сказала баба Шура, выписывая ему грифельным карандашом на клочке бумаги справку об освобождении. Баба Шура не смогла до конца избавиться от этой привычки, полученной еще во время работы медсестрой в школе, и по-прежнему выдавала никому не нужные здесь освобождения и справки. Вот и Мише выписала, а потом аккуратно прикрепила скрепкой к стопке подобных бумажек.
Миша слонялся по станции и не находил себе места, пытаясь не отходить далеко от служебных помещений, где находились сталкеры, пока Василий Петрович не прогнал его со словами: «Если больной, то иди отлеживайся, поправляйся, а если чувствуешь себя нормально и просто так шатаешься без дела, то иди лучше работай». Миша и пошел на ферму. Но не работать, а потрепаться с Колькой.
На фермах, раскинутых в тупиках за станцией, было светло и тепло. У стены стоял стул, на который залез с ногами Миша, и, наблюдая, как Колька с Ниной Ивановной рыхлят землю на грядках, думал о своем. Миша любил это место, здесь было уютно.
Фермы обеспечивали Орехово тем минимумом, без которого существование не представлялось возможным. Масло для станционных факелов производили здесь же, из плодов конопли, которую выращивали на фермах, путем горячей выжимки. За любое употребление конопли не по назначению строго наказывали, впрочем, таких случаев было раз-два и обчелся. Спирт для горелок добывали так: раствор, полученный при переработке картофеля, подвергали очистке и концентрированию путем дистилляции и получали на выходе этанол, пусть и не совсем качественный. Помимо картофеля и грибов, было несколько грядок свеклы, моркови, лука и щавеля.
Фермы, в отличие от станции, освещались электрическим светом. Много лет назад после поломки генератора начались непростые дни. Угроза потерять все посевы стала реальной. Решение, как спасти фермы, оказалось простым. Из одного рейда на станцию притащили старенький велик. Приладив к нему обычную динамку, получили источник энергии, которого хватало для выращивания растений. А комендант отрядил на работу на фермах молодежь в помощь к женщинам. «Вот вам велотренажер, получше, чем в любом фитнес-клубе, будет. Заодно в форме будете, лишняя нагрузка не повредит – для здоровья полезно», – констатировал он.
Динамо-машина на велосипедной тяге питала лампы, развешанные над растениями, а зеркальные отражатели усиливали эффект иллюминации. Для освещения станции не хватит, а для небольшого тупика, где выращивали овощи – в самый раз.
Миша пытался, как мог, скрасить время за раскручиванием педалей старого велика. Так проходил день на ферме: поочередно меняясь с другими работниками, парень обеспечивал светом скудные посевы. Пока ноги выполняли свою механическую работу, Миша вволю мечтал. Мечты его давно вырвались за пределы обжитых станций, в мыслях он покорял заново поверхность вместе с другими людьми, отправлялся в полные опасностей путешествия, побеждал в схватках с чудовищами. Мечты позволяли раскрасить серость будней. Воображения же парню было не занимать.
На ферме его тоже ждало разочарование. Конечно, Кольке и самому не терпелось поговорить с Мишей, но рядом была Нина Ивановна, зорко следившая за парнем, и если у того было немного работы, то она всегда находила, чем ему заняться. А Нина Ивановна все-таки была старшей, и Колька не мог ее ослушаться, поскольку за это могло последовать наказание в виде недели, а то и двух, более грязной или тяжелой работы.
Мише же не сиделось на месте, и, понаблюдав с полчаса за монотонными действиями Нины Ивановны и Кольки, он отправился обратно на платформу, задержался ненадолго у костра в туннеле, показывая дозорному рану на плече и немного приукрашивая недавние события, случившиеся с ним. Но тут же заспешил, увидев, что к ним направляется отец Кольки, Андрей Иванович. Прошмыгнуть мимо не получилось. Отец Кольки схватил его за шиворот и развернул к себе лицом.
– Стоять, малец, – Андрей Иванович продолжал его так называть несмотря на то, что Мише было уже девятнадцать лет.
– Здравствуйте, Андрей Иванович, – сглотнул комок в горле Миша, предчувствуя лютую расправу.
– Таак, что же ты натворил-то, а? Химзу мне испортил, Кольку подбил на то, чтобы костюм и автомат без спросу взять. А ты знаешь, сукин ты сын, что химза на вес золота у нас? У нас их всего четыре штуки на всю станцию!
– Простите, Андрей Иванович. Случайно вышло, не знал, что все так обернется. Я верну химзу, достану другую.
– И где же ты собрался ее достать-то, а? Может, у другого так же выкрадешь? Как у меня?
– Андрей Иванович, я не хотел.
– Не хотел он, – пробурчал отец Кольки, вдруг сменив гнев на милость. – Ладно, герой. Будет тебе уроком, – сказал он, кивая на плечо Миши. – Вижу, крепко тебе досталось.
– Пустяки, – как можно небрежнее бросил Миша.
– Ага, – ухмыльнулся Андрей Иванович, – а в штаны не наложил на поверхности? Ладно, некогда мне, на Домодедовскую надо. Бывай.
И отец Кольки отпустил Мишу и зашагал по туннелю дальше, напоследок хлопнув ободряюще по плечу, но, то ли случайно, а то ли нарочно, именно по больному. Миша скривился от пронзившей плечо боли и невольно застонал.
Но Андрей Иванович, казалось, ничего не услышал, и уже через мгновение его силуэт растворился в темноте южного туннеля, ведущего к Домодедовской.
Остаток дня Миша провел в своей палатке, перечитывая в который раз книжку, доставшуюся ему от мамы, и время от времени выглядывая наружу, не появились ли на платформе сталкеры. Но они все не выходили – кто знает, может, до сих пор спали, отдыхая от тяжелых испытаний, выпавших на их долю по пути сюда. «Интересно, зачем они пожаловали к нам на станцию? – подумал Миша. – Может, как и другие сталкеры, которые иногда к нам заявляются, надеялись, что мы тут живем припеваючи».