е женишься? - Лулу хитро прищурившись, склонила голову набок, отчего ее пружинистые локоны упали на обнаженное круглое плечо. Девушка накручивая прядь волос на палец, выжидающе поглядывала на Тони. Тот лишь проворчал: - Я не обязан жениться, для того лишь, что бы преумножить его капиталы. Жак Демеран, действительно, питал надежду, что его сын женится на дочери крупного промышленника Гаспарда Мерсьера, и тот, из конкурента, превратиться в доброго родственника, а после, можно подумать и о слиянии производств и даже капиталов. Несмотря на кажущийся бездушный расчет, Жак искренне заботился о благосостоянии и счастье своих домочадцев. Просто в понятие «счастье» он вкладывал несколько иной смысл. - Но, и помимо Элен Мерсьер тоже есть девушки, - Лулу захихикала, смешно наморщив нос, и подмигнула Гаррету. Все же ей удалось немного снять напряжение между друзьями. Она кокетливо крутанулась на месте, отчего подол ее пышного платья, распустился диковинным ярким бутоном, и взметнул в воздух опавшие лепестки, увядающих цветов, стоящих в вазе на подоконнике. Лулу направилась к двери, и, повернувшись в проеме, напомнила: - Нехорошо заставлять гостей ждать. Поторопитесь. - Идем Гаррет, - Тони примирительно хлопнул друга по плечу. - Ты же знаешь, я не... - Уверен, тебе интересно будет послушать Пьера. Он выдающийся трибун. К тому же он депутат. Представляешь? - глаза Тони светились от восторга. - а еще, говорят, он вхож к самому Руссо. - Тогда это действительно может быть интересным, - пробормотал Гаррет, - но, черт побери, что он тут забыл? - Пьер Роббер из этих мест. Он жил здесь недалеко, по-соседству. При появлении этого худого и остроносого человека, который был немногим старше бывших лицеистов, но уже, по слухам, достиг неимоверных высот в своей политической карьере, уютная и легкомысленная атмосфера в «обществе любителей роз» поменялась кардинальным способом. И если раньше самым занимательным, что можно здесь услышать, было к примеру, рецепт приготовления пряного вина из фиников, меда и винограда, с добавлением фолиума, перца, шафрана, гвоздики и мускатной шелухи, с непременным напоминанием о том, что пряности нужно уложить в батистовый мешочек, прежде чем опустить в нагретый напиток, то теперь Гаррет просто физически ощущал как слова этого, поистине, прирожденного оратора, проникали в самую его сущность, воспламеняя в нем желание выбраться из этого стоячего болота. Желание своими руками вершить судьбу мира. Делать его чище, лучше, справедливее... Эта встреча больше походила на таинственное свидание с самой судьбой, и если все присутствующие были смущены этими беспокойными философскими речами, более сравнимыми с утопиями, то Гаррет, уже несущий в своей душе семя ненависти к существующему неравноправию людей, а вслед за ним и Тони, осознавали, что они - и есть та сила, которой предстоит воплощать эти идеи на практике. Трудно было вообразить, что этот безукоризненный патриот, не гнушающийся после Версаля, предстать перед слушателями Арраса, мог хоть в чем-то заблуждаться - очень уж горячо и убедительно он звучал. - А сейчас, друзья мои, я поведаю вам о Верховном существе* - произнес Пьер, смочив раздраженное горло добрым глотком вина. Все выжидательно притихли и их взоры устремились к одухотворенному бледному лицу говорившего. Париж 1791 год. Свечи потрескивали и медленно плавились, освещая небольшой уютный кабинет, роскошная обстановка которого могла поспорить с апартаментами самого Людовика XVI. Остро отточенное шикарное перо, скрипело по бумаге, белым воздушным опахалом колеблясь в руке писавшего. Стоящий у стола человек, склонившийся в угодливой позе, под неестественным углом преломляющей его худощавую спину так, что из-под камзола выпирали острые лопатки, судорожно сглотнул, когда сидящий мужчина поднял на него взгляд. В неясном мерцании золотистого света его лицо казалось застывшей безупречной маской, а глаза... черно - рубиновые, будто подернутые белесой пленкой... казалось, они впитали в себя столько вязкой венозной крови, что радужка сплошь состояла из нее. Стоящий в панике вжал голову в плечи и зажмурился, вызывая довольную ухмылку у странного господина. Казалось, этот несчастный был близок к обмороку и отдал бы что угодно, только бы не видеть эти страшные, вперившиеся в него глаза. Тихо звякнул золотой обод , надетый на перо, и это могло означать только одно - писавший отложил в сторону свое занятие, а его испуганный до полусмерти посетитель, в полной мере осознал что означает выражение: «трясутся поджилки», когда, все так же, не открывая глаз, почувствовал, что его обдало морозным сквозняком. В этот момент высокая створчатая дверь, ведущая в кабинет распахнулась, и с напряженных губ худого мужчины сорвался непроизвольный вздох облегчения. - Ступай, Максимилиан, - властно приказал страшный господин, отступая от бедняги на пару шагов назад и величественным жестом, в котором, однако, сквозила неприкрытая ирония, указал тому на дверь. Вошедший в комнату стройный высокий блондин был одет не так вычурно как темноволосый и низкорослый хозяин кабинета, но что-то неуловимое делало их очень похожими... «может эта чертова мертвенная бледность?» - подумал Максимилиан, прежде чем подобострастно воскликнуть: - Слушаюсь, господин... э-э-э, простите - пролепетал он быстро поправляясь - Верховное существо... - быстро попятившись Максимилиан почти бегом устремился к двери. Блондин удивленно вскинул бровь: - Верховное существо? - мягкая улыбка играла на его красиво очерченных губах, - Сначала ты устроил культ Разума, теперь это... Аро, друг мой, тебе не кажется, что ты заигрался? - Аха-ха - Аро, запрокинув голову, зашелся в веселом смехе, будто подобное замечание привело его в полный восторг. - Карлайл! - он погрозил вошедшему блондину пальцем, призывая того, не испытывать более его чувство юмора. - Жаждешь славы Марка? - продолжал, однако, блондин - О, нет, - отсмеявшись, наконец, Аро, снова уселся за массивный письменный стол, - наш нетленный друг всего лишь «святой». Бери выше! - То есть этот новичок - последователь мудрейшего Жан-Жака? И чем же тебе не угодил старик? - Карлайл подошел к узкому окну, выполненному в виде стрельчатой арки, и задумчиво всматривался в темноту, похоже он не находил ничего забавного в деяниях Аро. - Он стал меня утомлять, - беспечно ответил брюнет, - к тому же в столь почтенном возрасте давно пора на покой. Руссо выдохся, и похоже, стал выходить из моды. - А этот? - Робеспьер? - Аро восхищенно воздел руки верх - о, этот, малыш вовсе не глуп, и способен повести за собою массы. - Зачем тебе это, Аро? - в голосе Карлайла слышался упрек - для чего ты пытаешься влиять на ход человеческой истории? Только не говори, что из праздного научного любопытства! - блондин поспешил предотвратить пламенную речь, о великом предназначении бессмертных, которой Аро, обычно оправдывал свои безумные прихоти. - На этот раз все гораздо более прозаично, мой друг Карлайл. - с улыбкой ответил древний вампир, поправляя небрежным жестом накрахмаленное кружевное жабо - я всего лишь хочу, что бы наша славная, древняя как мир, но вечно молодая Италия избавилась от чужеродной доминации. Карлайл сокрушенно покачал головой: - И ради этого? Ради спокойной жизни, ты готов накрыть весь мир мутной, кровавой волной революций? - Да! - воскликнул Аро с пафосом - мы не можем позволить смертным вершить судьбу нашего общего пристанища. Они глупы... они... смертны в конце-концов! Да что они могут постигнуть за какие-то несчастные несколько десятков лет своей сознательной жизни? Что? - Аро вопрошал с жаром, но лицо его при этом оставалось скучающе - равнодушным. - Но! - Карлайл хотел было возразить, однако Аро перебил его, приблизившись и по-отечески возложив руку на плечо своего оппонента: - В тебе еще слишком много человеческого, - вещал он, будто уговаривая неразумное дитя, - поверь, через пару тысячелетий, ты убедишься в моей правоте. Карлайл сжал зубы так, что желваки заиграли под окаменевшими скулами: - Нет, Аро! Я никогда не сочту забавным массовый террор! - тихо но твердо сказал он, блеснув янтарными г