ося вереска. Свежий, ветер приносил его пьянящий аромат, и им казалось, что так пахнет свобода... так пахнет их любовь. Они долго и с упоением целовались, забывая обо всем на свете, теряя голову от пьянящих, сокрушительных чувств. Ночь же принадлежала им двоим по праву. Гаррет помнил ту самую первую ночь - бессонную, жаркую... несмотря на сковывающий холод. Тогда он не догадался еще что маленькое помещение кареты можно отапливать с помощью небольшого чугунка, если тот наполнить углями. Эту простую истину подсказал ему извозчик на вторые сутки пути. А тогда, они с Луизой, стуча зубами, по-очереди прикладывались к бутылке красного вина, которое в тот миг казалось им самым ценным из съестных припасов. А потом, Гаррет постелив меховую накидку на жесткую узкую скамью, уложил слабо сопротивляющуюся девушку и накрыл ее второй накидкой. Несмотря на то, что в образовавшейся пушистой полости хорошо держалось тепло, Луизу по-прежнему лихорадило, и он опасался за ее здоровье. - Гаррет, - выдохнула она напряженно, - ты не мог бы... - и в ее глазах он прочитал... призыв, отчаянную мольбу... желание быть с ним рядом. - Сейчас, - Гаррет быстро скинул камзол и рубаху и нырнул под накидку, стараясь не напустить туда холодного воздуха, - прижмись ко мне, так тебе будет теплее... - он действительно хотел, только одного - что бы девушка согрелась... Мех приятно ласкал обнаженную кожу, но еще приятнее было ощутить скользящие по груди тонкие пальчики. Гаррет взял ее руку и поднес к губам, согревая ее своим дыханием. Луиза прижалась щекой к его плечу. Она слышала как все сильнее и быстрее бьется его сердце, и вдруг поняла, что если не будет дышать быстрее, то просто задохнется. Уловив ее трепет, Гаррет совершенно потерял голову. Все условности и рамки, которые он решительно стремился соблюдать в их отношениях, рухнули и рассыпались в прах в одно мгновенье. «Будь что будет - опрометчиво подумал он - она принадлежит мне, а я - ей. И пусть весь мир катиться к чертям!» Гаррет так долго мечтал об этом... так ждал... и когда мечта стала такой реальной и осязаемой, он не смог от нее отказаться. Он прижался горячими губами к пульсирующей жилке на ее шее, и Луиза прерывисто вздохнула. В темноте, казалось, что Гаррет желает, что бы губы и пальцы заменили ему зрение - он целовал ее исступленно, страстно - каждый миллиметр обнаженной кожи, но и этого ему было мало. Он вдруг неожиданно притянул ее и повернулся на спину, так, что девушка оказалась сверху: - Ох... неожиданно... - слегка смущаясь произнесла она. Гаррет засмеялся: - Мы обязательно попробуем и ТАК... только в другой раз, когда не будет так холодно... - его пальцы остервенело терзали замысловатые крючки на ее спине, пытаясь справиться со шнуровкой. Наконец он смог высвободить ее руки и упругие притягательные округлости девичьих грудей, и тут же жадно припал к ним, а потом, опомнившись, вновь уложил девушку на спину и переборов головокружительное, острое как бритва желание обладать ею сию минуту, рыча от страсти как пещерный человек, стал мучительно медленно обводить языком маленькие затвердевшие соски. Отстранившись, он осторожно подул на влажную кожу и Лу застонала, до боли прикусив губу, ощутив необычный контраст температур, от которого сердце ухнуло куда-то вниз живота, и волна острого наслаждения, окатившая ее с ног до головы, заставила девушку задрожать как осенний лист на ветру. Гаррет снова начал свою сладкую томительную пытку: поочередно втягивал соски в рот, и медленно ласкал их языком, осторожно прикусывая и посасывая, словно пытаясь распробовать их на вкус. Ей больше не было холодно, Гаррет добился чего хотел. Если бы он мог видеть, ее сейчас, то залюбовался бы прекрасным румянцем на ее щеках, заметил бы как на хорошеньком лбу выступила испарина, и золотистые пряди прилипли к коже, делая ее еще более неотразимой в этом естественном порыве, он увидел бы, что ее чуть приоткрытые губы, припухли от жарких поцелуев, и обрели яркую краску. Его рука, зарывшись в бесчисленных складках объемных юбок, наконец-то нашла завязку на кружевных пантолончиках, и вскоре эта напыщенная деталь дамского туалета, была безжалостно вышвырнута прочь. Ощущения проникновения были бы оглушающими и шокирующими для обоих. Гаррет, почти утратив всякое самообладание, все же понимал, что первый опыт близости может быть болезненным для Луизы. Он этого не хотел. Однако, не обладая достаточными познаниями в столь щекотливом деле, он решил не торопиться, и прежде узнать - что может доставить Луизе такое наслаждение, которое извинило бы тот короткий неизбежный миг боли. Он, едва касаясь, исследовал ее сокровенную суть: поглаживал, едва касаясь, горячей влажной плоти, слегка раздвигая набухшие складочки, потом, нащупав восставший бугорок, нежно обвел его пальцем, и по тому, как отозвалась любимая на это движение, сразу понял, как нужно действовать. Еще долго он сдерживался, распаляя ее желание быть с ним до конца, пока она не начала умолять его, почти выкрикивая его имя. Тогда он отпустил себя. Размеренное, монотонное покачивание кареты задавало небыстрый темп их движениям. Слишком горячо! Слишком тесно! Гаррет изо всех сил старался быть осторожным, и замер, почувствовав внутри девушки преграду, но Лу, неожиданно сама подалась ему навстречу, приподняв бедра, а тонкие пальчики ощутимо впились в его поясницу, вынуждая прогнуться и углубить проникновение. Услышав сдавленный всхлип, он хрипло застонал, и дернулся назад, боясь что все же причинил ей боль, но девушка, удержала его: - Все хорошо милый, - шептала она, - все хорошо... - несколько долгих мгновений он не двигался, стараясь впитать в себя, постигнуть это неистовое блаженство и тщетно пытаясь выровнять сбивчивое прерывистое дыхание. Но вскоре сдался под напором невероятных, ошеломительных ощущений, перед которыми меркло все остальное. Тесная темнота кареты казалась ему теперь жаркой и пульсирующей, и он снова и снова припадал к ее губам - словно к источнику живительной влаги. Жадные руки находили и сминали, сжимали податливые округлости, сладкие изгибы, скользили по атласной коже раскинутых бедер. Реальность превратилась для них двоих в неистовый, всепоглощающий океан, который возносил их до небес и погружал в пучины наслаждения, укачивал и неумолимо приближал к тому моменту, когда с последним - самым тихим и откровенным стоном, сорвавшимся с губ, им двоим предстоит стать единым целым. Когда в пестром гобелене человеческих судеб, ниточки их жизней свяжутся крепко-накрепко, что бы стать ярким штрихом, крохотной, но необходимой черточкой в бесконечном, идеальном узоре вселенной. Наутро старый извозчик лукаво прятал в густых усах улыбку. Вынырнув, из воспоминаний, как совсем недавно из озера, Гаррет понял, что если сейчас же не скинет раздиравшее его напряжение, то просто сойдет с ума от дикого желания. Он, спешно натянув брюки и подхватив остальную одежду, бегом отправился к дому. По пути он приметил старый сенной сарай, стоящий на отшибе, и завернув туда, убедился, что в нем достаточно прошлогоднего ароматного сена. На сей счет у виконта возникли некоторые мысли, которым он загадочно улыбнулся. Но даже в этих потаенных мыслях Гаррет не мог и предположить насколько прекрасна будет его Луиза - в простом крестьянском платье, свежая, призывная как юная пейзанка, с запутавшимися в волосах соломинками... когда он, обессиленный и счастливый откинется навзничь, а она, приподнявшись на локте, будет внимательно, с немым обожанием рассматривать его сквозь завесу опущенных густых ресниц... ***************************************************************** -Хорошо, маркиз, мы выполним вашу просьбу, - Аро с нескрываемым любопытством рассматривал странного ходатая. Он давно уже использовал его для игры втемную, но то, что действующий полковник королевской гвардии сам явился к нему, да еще с такой нелепостью... впрочем, готовность этого человека к сотрудничеству была древним только на руку. Льдистые голубые глаза смотрели прямо в кроваво - алые, без тени страха или смущения. И этот факт тоже заставлял Аро мысленно усмехаться: «глупец! Мнит себя бесстрашным