вообще - весь замок значительно преобразился: еще совсем недавно старый особняк, времен Екатерины Медичи, вовсе не походил на резиденцию короля. Его даже не было видно со стороны площади Карусели- до такой степени скрывала его от глаз прохожих беспорядочное нагромождение всевозможных построек. Тут были и гостиницы, и казармы, и каретные сараи, и гауптвахта, и бараки. Из-за высокой стены, окружавшей главный двор, виднелись лишь высокие крыши трех павильонов - Часов, Флоры и Марсана. Король не любил Тюильри, впрочем, как и его предшественник, и вскоре отдал его на растерзание, в буквальном смысле слова, своим подданным: Это были пенсионеры короля, артисты, вельможи, высокопоставленные вдовы, труппы комедиантов - словом, все те, кто добился особого расположения монарших особ, и кого двор великодушно приютил, предоставив в полное распоряжение достойное их ранга жилье. Однако, скоро, требовательные жильцы стали перекраивать замок под свои лад, изуверски, безжалостно снося стены, выстраивая новые перегородки и прорубая окна. Часовня служила теперь приходской церковью; пустые уголки дворца заняла масса маленьких лавчонок, необходимых для ежедневных надобностей. На террасах помещались уборные актеров, под большим вестибюлем - будки, на лестнице - бараки. Вот почему господин Мик, архитектор-смотритель Тюильри, думал, что сойдет с ума, когда ему приказали в течение одного дня привести замок в такой вид, чтобы в него могло въехать королевское семейство вместе со всем двором. Никто из этих легкомысленных обитателей не понимал, что принудило двор вернуться в Тюильри, и поэтому их выселение напоминало скорее эпическую битву титанов: изгнать их всех составило огромного труда, и на головы гвардейцев бесконечным потоком лилась такая отборная ругань, и проклятья, что, имей слова свойства материализовываться, вояки давно бы отдали концы самыми невообразимыми способами. Но когда маркиз привез в замок Луизу он был уже девственно пуст, очищен, окрашен, задрапирован и украшен великолепными парковыми статуями. Шикарные апартаменты в павильоне флоры и бдительные караульные - вот что ожидало Луизу в Тюильри. А Де Приньен, приставив к ней верную служанку, отбыл в Версаль, напоследок пообещав скоро вернуться. Утро было поистине чудесным - каким оно только может быть в конце июля в Париже, но Луизу это обстоятельство нисколько не занимало. И когда Мария - та самая служанка - молчаливая, с неприятным взглядом колючих черных глаз, откинула полог на ее широкой кровати, девушка притворилась спящей. Она была уверена, что эта малоприятная особа следит за ней: Мария не отвечала на вопросы, когда Лу пыталась заговаривать с ней, а только бросала исподлобья холодные, недобрые взгляды на невесту хозяина. Однако, Луиза знала, чем добивался Де Приньен такой послушности и исполнительности от своих людей, поэтому вскоре перестала обращать внимание на поведение прислуги. Но то пристальное внимание, с которым Мария осматривала ее постель и белье, не позволяя Луизе одеваться и раздеваться самостоятельно утвердило ее в мысли о том, что маркиз, во что бы то ни стало, желает убедиться или опровергнуть свои подозрения по поводу интересного положения невесты. Лу и сама встревожено ожидала, когда ее женское естество подскажет ей - что же происходит на самом деле. Иногда ей казалось, что участь ее была бы иной, если простыни, однажды по утру, окрасились бы кровью. Девушка подсознательно чувствовала, что ей жизненно необходимо продемонстрировать маркизу свою непричастность к материнскому бремени. Да. Нужно ввести его в заблуждение, что бы выиграть немного времени - когда здесь появится многочисленная свита, и замок наполнится суетой, можно будет попытаться сбежать. Или выпросить аудиенцию у королевы, и попытаться вымолить у нее свободу. А пока... все оставалось по-прежнему и она, отчаявшись, внимательно осматривала покои, в надежде отыскать какой-нибудь подходящий острый предмет, позволяющий расцарапать кожу... конечно это нелепость - в течение нескольких дней наносить себе увечья, что бы создать видимость «грязных» дней, но Лу была готова сносить боль - только бы этот ужасный человек не причинил вреда ее будущему ребенку... Луиза верила... Чувствовала, что он есть - их с Гарретом малыш, а значит - она будет защищать его... во что бы-то ни стало... Маркиз, однако, оказался предусмотрительным, подозревая повторения инцидента, который произошел по пути в Париж - когда Луиза пыталась покончить с собой, и не желая, что бы она так легко избежала уготованного ей наказания, он приказал убрать из апартаментов все зеркала, щипцы, столовые приборы, в общем - все предметы, с помощью которых можно было бы свети счеты с жизнью. И даже булавки и шпильки Мария каждый раз приносила и уносила с собою... Безысходность... она затапливала сознание девушки, раз за разом повергая ее в пучины отчаяния и черной тоски, и тогда, утыкаясь лицом в подушки она долго и беззвучно рыдала. Изредка, среди этой оглушающей боли, вдруг вспыхивала надежда - словно ласковый, теплящийся огонек, который ненадолго приводил Луизу в чувство: «Гаррет придет и спасет меня..» - думала она, улыбаясь сквозь обильные потоки горячих слез. Однако, и этой хрупкой надежде суждено было вскоре разбиться вдребезги... Спустя две недели с момента заточения Луизы в позолоченной клетке Тюильри, замок стал наполняться придворными, которые все прибывали и прибывали из Версаля нескончаемым потоком: дворяне, офицеры, слуги всех мастей и рангов бесцеремонно сновали по этажам замка. Парижане, в течение почти целого века не видевшие двора, и успевшие позабыть о его традициях с глубоким изумлением взирали на эту армию паразитов: булочников-немцев, конюших, горничных фрейлин и королевы, мальчиков, состоящих при дамах королевы, состоящих при кубке короля, служанок, состоящих при печке королевы, для согревания принцессы, парикмахеров, хирургов и многих-многих других. Монаршие особы, словно выставляли на показ эти отрепья феодализма, бравируя недешевыми прихотями, которые народ, почти свершивший революцию, давно считал похороненными. Это было крайне неразумно и неосторожно, словно выбрасывать красную тряпку перед разъяренным быком. В этой суете, мало кто замечал, что вот уже несколько дней подряд в сгущающихся сумерках, к Тюильри подъезжает неприметный фиакр и через проулок Дофина, выходивший на улицу Сент-Оноре Спешит молодой человек, в темной неприметной одежде простолюдина. Куда он спешит? А Бог его знает, никому нет до него никакого дела, и вот он, озираясь по сторонам, быстро ныряет в узкий проход проделанный между монастырскими усадьбами фельянов и капуцинов. Только так можно попасть в сад замка - иного пути нет. Через полчаса юноша возвращается и с озабоченным лицом садится в повозку: - Не вышло, - разочаровано бросает он своему спутнику, лицо которого скрыто широкополой шляпой, а зажатая в руке трость, и выпрямленная нога, намекают о недавнем ранении. - Что на этот раз, Тони? - возбужденно спрашивает тот. - Караульные: двое снаружи у окон и четверо внутри, - докладывает он, - служанка не выходит из апартаментов ни на минуту, похоже, даже спит там, как цепная шавка - цедит сквозь зубы молодой человек, его спутник досдливо морщится: - Времени не остается, Тони! - восклицает он. - Спокойно, Гаррет. Не забывай про 10 августа, - Тони размашисто хлопает друга по плечу, - Трогай! - выкрикивает он извозчику, и фиакр медленно сворачивает к мостовой. Маркиз Де Приньен прибыл в Тюильри на семь часов раньше королевской четы и свиты. Его миссия была почти выполнена. Впрочем, как и его негласная миссия, за которую еще предстояло отчитаться перед «Верховным существом». Но помимо этого было еще множество хлопот - достойно встретить и разместить двор. - Будьте готовы, - нарочито вежливый тон и злорадная ухмылка не предвещали для Луизы ничего хорошего, - через три часа вы предстанете перед королем в качестве моей невесты, - маркиз явно наслаждался бессильным отчаянием девушки. Лу, упрямо вскинув подбородок, отвела со лба выб