Эпилог.
Карлайл еще около двух недель оставался с Вольтури - ровно до того момента, когда произошло нечто ужасное, вошедшее в историю человечества под названием «Сентябрьские избиения священников». Это и было то самое развлечение, которое Аро приготовил для Кая и заключалось оно в следующем: По свидетельствам очевидцев циничные и поражающие своей бесчеловечной жестокостью расправы над служителями культа вершились одновременно в нескольких местах Парижа: в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре, в монастыре Францисканцев, в тюрьмах Ла-Форс и Сен-Фирмен. Впрочем, эти свидетельства уже никому не кажутся достоверными, а многие из них и вовсе слывут подделками, а все потому, что некто, по фамилии Майяр - кровавый трибун, вершивший это адово судилище, упоминался и там и там - а как, в самом деле, он мог присутствовать во многих местах одновременно? Многие историки посчитали, что этот факт полностью опровергает топографию событий, а иные решили, что этот Майар был поистине деятельным человеком - раз успевал везде. Эти последние были не так далеки от истины - для Аро быстрое передвижение не являлось проблемой. Отнюдь. Но он лишь созерцал. Улыбаясь мыслям о том, что эта невинная шалость, весьма кстати укрепит его положение как «Верховного существа». Лишив французов «духовных кормчих», он напитает их тем, чем следует. Всем же остальным в эту ночь, по праву, занимался Кай. Убийства продолжались 14 часов и закончились с первыми лучами рассвета. В сумраке, под бледным сводом утреннего неба смутно виднелись темные груды распростертых трупов. Высокие строения аббатства возвышались торжественные, молчаливые и равнодушные, бросая на эту картину свою холодную тень. Из-за длинной ограды аббатства виднелись деревья сада, раздавались безмятежный щебет птиц, шум их крыльев. На углу улицы Бурбон де Шато встретились две добрые соседки. Одна рассеянно прислушалась к странному, монотонному шуму, похожему на протяжные стоны из самой преисподней: - Что это? - спросила она. - Разве вы не знаете, что в тюрьмах кипит работа? Посмотрите-ка на ручей. - Ручеек был совершенно красным - он весь состоял из крови. Это была кровь несчастных, убиенных в тюрьме аббатства. Всего их было 270 душ. А в воскресенье 9 сентября открывалась ярмарка в Сен-Клу. Весь Париж толпою явился туда; никогда не бывало более веселого и блестящего празднества. В то время как там танцевали и кутили, могильщики уносили в каменоломни Монруж уже забытых мертвецов, огромные груды которых скопились во дворе старого аббатства Сен-Жермен-де-Пре. Некоторые из них упокоились на кладбище Воржир, где сейчас стоит Часовня мучеников, а большую же их часть просто свалили в колодец аббатства и засыпали мусором, ибо могильщики утомились этой неблагодарной работой - сгружать и увозить растерзанные тела. Аро немного посокрушался по этому поводу, сетуя на бессовестную леность работяг - как многие жестокие тираны он был сентиментальным. Все это окончательно подорвало самообладание Карлайла. И он потребовал от Аро отпустить его. Старейшина долго и пристально вглядывался в пронзительные светлые глаза американца, пылающие, требовательные, почти сумасшедшие. Изливающие такую боль. Такую тоску, что тысячелетнему вампиру стало не по себе. Он не любил тягостных эмоций. - Что ж, я вижу, как тебе нелегко, Карлайл, - Аро расправил плечи, будто желая избавиться от нелепого, лишнего груза. Лицо его выражало легкое смятение и недоумение. - Ты можешь идти, - разрешил он, - но помни, это только мое решение и оно не окончательное. Кай и Марк еще должны сказать свое слово. А потому - ты вернешься. В Вольтерру. Скажем... лет через пятьдесят. - Благодарю, - выдавил из себя Каллен, и резко развернувшись на каблуках, спешно подался к двери. - О, не стоит, друг мой, - ласково пропел ему вслед Аро, - не стоит... Карлайл ушел. А кровавая драма во Франции продолжалась... Какое-то время он пытался отыскать следы Гаррета, но безуспешно. А затем понял, что не может больше оставаться в этой стране. На этом континенте. До конца 19 века Каллен, словно ища забвения и спокойствия, метался по всей Земле: он побывал в Египте, Амазонии, Ирландии, Великобритании, России, Румынии, Германии, много где еще. Менялись места, декорации, страны, языки, но одно оставалось неизбежным - его бессмертие. Его одиночество. И его совершенная память... как проклятье. Вольтури, кажется, забыли о нем... А Гаррет? Он уходил, но каждый раз возвращался, наблюдая за жизнью Тони и Луизы издалека. Когда, через семь месяцев, после ее спасения у них родился сын, Гаррет исчез из Франции на целых два года, убеждая себя, что так, видит Бог! так - лучше. Он просто обязан был так поступить. Но что-то, жившее в груди - терзающее его, воющее, скребущее когтями, тянуло его туда. И в конце концов, он подчинился. Убеждая себя в том, что делает это только ради их безопасности. Какая, к черту, безопасность? Т