Но ухабистая колея звала к песчаному холмику с одиноким пластмассовым венком. И Тур тихо сказал сам себе: осилю. Откуда на язык выпало это слово, он постарался не думать. Вышел из автомобиля и направился к могилам, скрывая за размеренной поступью взбунтовавшиеся чувства.
На алюминиевой табличке, криво торчащей в песке, значилось: «Степанова Наталья Ивановна». Даты рождения и смерти автор надписи начертить не потрудился, а лента на венке явно кустарного производства отличалась изумительной лаконичностью: «Нашей Наташке».
Тур оглянулся вокруг. Могильщики удалились на противоположную аллею, посетителей у свежих захоронений не было вовсе, и на высокого подтянутого мужчину в элегантном темном плаще некому было обратить внимание.
— Вот и всё, девочка, — негромко произнес он, обращаясь к могиле. — Пусть твое тело покоится в мире. А дух… Перчатки упали на песок, а ладони, вмиг ставшие холодными, будто лед, опустились на могильный холмик.
— Наталья Степанова. Мы отдаем твое имя бренной плоти. Навечно. Ты не заложная отныне, ты наш друг. Оставайся с нами как… Кикимора.
Более или менее стройные мысли Туру удалось выудить из сознания, когда «Шестерка» катилась по шоссе в направлении к городу. На рабочем месте он отсутствовал уже пятьдесят минут. Если за это время привезли какого-нибудь бедолагу, и он погибнет, не дождавшись хирурга, занимающегося спасением призраков… Доктор Полозов оборвал силлогизм на коварном «то». Медсестра Лида позвонила бы. Обязательно.
Он вынул сотовый, убедился, что аппарат включен, помедлил и вызвал номер брата.
— Ворон, ты даже представить себе не можешь, какую глупость я только что сморозил, — произнес он.
На другом конце послышалось напряженное дыхание.
— Где ты?
— Возвращаюсь в клинику.
— Я еду к тебе!
— Ворон…
В таких ситуациях возражения не принимались. Остановить Ворона сейчас мог разве что всемирный потоп. Тур бросил аппарат на пустое сидение рядом и покрепче взялся за руль. На сердце стало легче. Что бы там ни было, а телефонный разговор не чета беседе с глазу на глаз.
Заворачивая на двор областной больницы, Всеволод Полозов заметил припаркованный между двумя «скорыми» темно-синий БМВ. Запрет на въезд «кроме машин персонала» Владимир Полозов игнорировал всегда.
«150, не меньше, — отметил про себя Тур, оценив время, за которое брат домчался до места встречи. — И под 90 по городу».
— Я спешил, — Ворон предупредил упреки близнеца. — Где тебя носило?
— Я похоронил имя погибшей девочки.
— Та-ак, — выжал из себя Ворон.
Выслушав всё, начиная с описания ощущений на тактильной панели, он прошелся взад-вперед перед братом и предложил.
— Давай допускать, что нечто потустороннее завелось около нас. Оставим пока вопросы — почему и как. Займемся расшифровкой его поступков. Признаю сразу: логику нашей Кикиморы я не понимаю.
— «Нашей Кикиморы», — хмыкнул Тур. — Похоже на семейное помешательство.
— Не исключаю, — глаза Ворона, не скрытые под очками, приобрели холодные тона. — Но нельзя отрицать, что ты что-то чувствовал, я что-то видел, а Лис что-то действительно слышал.
— Это меня и тревожит, — Тур вздохнул и посмотрел на часы. — Мне пора, близняшка. Лису о моих похождениях знать рано.
Ворон козырнул в знак согласия.
На мраморной лестнице Владимиру Полозову пришлось чуть ли ни локтями пробивать себе дорогу сквозь полчища студентов, атакующих храм знаний в преддверье летней сессии. Читательский билет при входе с него уже не требовали, поскольку вся библиотека, включая вневедомственную охрану, знала в лицо двух обожателей сотрудницы библиографического отдела.
— Привет.
Марина, поглощенная разбором карточек в каталоге, вздрогнула.
— О, какой сюрприз. Влад.
Он улыбнулся. Не было случая, чтобы женщина перепутала близнецов.
— Как у вас дела? — в вопросе не прозвучало ни тени «дежурности».
— В целом все в норме. Ты можешь уделить мне несколько минут?
Конечно, она могла. Всегда, с полной отдачей, о чем бы ее ни попросили.
Они отошли в глубь зала. Владимир Полозов по привычке присел на подоконник. Так он имел возможность прямо, а не с высоты роста, смотреть на ее простое, сухонькое лицо, на крошечные морщинки возле зеленых внимательных глаз, на улыбчивые губы и тонкую шею, где поблескивали яркие капли янтарных бус.
— Проблема первая. И я к тебе, как к профессионалу, — начал он. — Что ты порекомендуешь на тему таможенных документов? Обыскал весь Интернет. Куча общих фраз, своды законов и правил, студенческие поделки, частные рассуждения. А мне бы надо что-нибудь конкретное, точное и простое об оформлении оптовых поставок.
Марина устремила взгляд на лепнину под потолком. Сосредоточенная, она стала еще очаровательнее, и Владимир Полозов не удержался.
— Женщина-интеллектуал. Что может быть прекраснее!
— Подожди, я думаю, — отозвалась она и подняла указательный палец. Серьезное выражение сохранилось на лице, но глаза по-юношески смеялись. Наконец, улыбка получила разрешение озарить профессиональный лик. — Кое-что я в фонде помню. Располагайся, сейчас принесу.
— Как ты умудряешься помнить весь фонд?
— Бог с тобой! — теперь она рассмеялась. — Просто я недавно искала литературу по похожему запросу.
Она направилась за книгами, но Владимир Полозов остановил.
— Вторую проблему ты, наверное, разрешишь прямо сейчас. Встречались тебе где-либо материалы о ритуалах захоронения имени умершего человека?
— Влад, я поражаюсь спектру твоих интересов.
— Да это не я, — он решил соврать. — Борис задачку задал. Ну, так как?
— Захоронение имени… — Марина задумалась. — Древний Египет, пожалуй. Имя почившего непременно оставляли в гробнице. Считалось, что имя — Рин — определяет личность, Ка которой отправляется на суд богов. Если Рин умершего умышленно скалывали с камня, это означало, что покойному не оставляли шансов ни на перерождение, ни на вечное блаженство на полях Иалу. Так казнили после смерти неугодных. Иногда даже фараонов.
— Маринушка, ты энциклопедия!
— Не спеши, — она опять подняла указательный палец, — это далеко не всё. Имя так или иначе фигурирует во многих ритуалах. Славяне, например, давали имя мальчику, когда тот выдерживал испытания и завоевывал право считаться охотником, воином. До испытания мать называла ребенка детским прозвищем, которое именем не считалось. Соответственно, в похоронном обряде имя воина фигурировало обязательно. В христианстве одно из самых важных таинств — крещение. Это не просто наречение личного имени, как сегодня многие считают. Это принятие веры, приобщение к религии.
— Как насчет отпевания? — вставил Владимир Полозов.
Марина укоризненно посмотрела на собеседника.
— Я помню, какой вопрос ты задал. Я хочу сказать, что имя — это в первую очередь обозначение личности, какой бы религии человек ни принадлежал. Потеря имени есть потеря самой личности в глазах любого Бога — Анубиса, Перуна, Зевса, Христа. Следовательно, похоронить имя все равно что отнять веру и душу. В западных сказках нередко встречается такой сюжет: колдун забирает у человека имя и взамен дает ему другое вместе с новой сущностью. Таким образом, жертва выполняет волю злых сил до тех пор, пока добрый герой не возвращает ему имя и вместе с ним память о нем самом. Как развитие этой темы, в языческой мифологии можно встретить два или даже три имени у одного персонажа. Причем настоящее имя тщательно скрывается и доверяется только самым близким. Даже имена языческих богов неоднозначны. Так, например, — Марина увлеклась и теперь говорила строгим лекционным голосом, — появились имена-табу. Всем известно, что «медведь» или «ведьмедь», «ведьмак» — прозвище хозяина леса, образом которого у наших пращуров был обычный косолапый мишка. И лишь слово «берлога» сохранила настоящий корень забытого названия животного: «бер». А вот в английском языке название зверя осталось — «bear», равно как и в немецком «der Bar».