— Они были вокруг меня. Я кричал и кричал, но никто не мог меня услышать. Я не видел своей кожи: они облепили меня всего. А Падд все это время просто стоял и смотрел, как они ползают по мне, кусают меня. Скорее всего, я потерял сознание, потому что в следующий момент ванна уже заполнялась водой, и они тонули. Это был единственный момент, когда лицо чертова психопата не сияло от радости. Похоже, ему было жалко этих тварей. А когда они все подохли, он вытащил меня из ванны и поволок к машине. Он бросил меня на одной из улиц Бангора. Кто-то вызвал «скорую», и меня доставили в больницу, но яд уже начал действовать.
С этими словами Мики Шайн поднялся со стула и принялся расстегивать рубашку. Он посмотрел на меня и откинул ее назад, держа за рукава.
У меня во рту пересохло. На его правой руке не хватало четырех кусков плоти, каждый размером с двадцатипятицентовую монету. Создавалось впечатление, что их вырвало какое-то животное. На груди была еще одна отметина, там, где должен располагаться левый сосок. Он повернулся. Такие же язвы зияли и на спине, и на боках. Кожа по краям стала серой.
— Плоть сгнила, — сказал он спокойно. — Черт возьми, вот с таким человеком вы имеете дело, мистер Паркер. Если вы решите пойти по его следу, будьте уверены, что сможете убить его, потому что, если ему удастся ускользнуть, он никого не оставит в живых. Он убьет всех ваших близких, а потом убьет и вас.
Он натянул рубашку и начал застегивать пуговицы.
— Вы имеете хоть какое-то представление, куда он вас увез? — спросил я, когда он закончил.
Мики покачал головой.
— Думаю, мы ехали на север, и я слышал море. Это все, что я помню. — Он остановился на мгновение и приподнял бровь. — Был свет, наверху справа. Я разглядел его, когда он тащил меня. По-моему это был маяк. Он еще кое-что сказал: если я буду его искать, наши имена запишут. Запишут и проклянут.
— Что он имел в виду?
Мики собирался было ответить, но вместо этого опустил взгляд и сосредоточился на застегивании пуговиц на манжетах. Я подумал, что он был смущен, стыдился того, что рассматривал как слабость перед Паддом, но страх все равно преобладал над остальными чувствами.
— Я не знаю, что он хотел этим сказать, — сказал он, и его губы скривились от произнесенной лжи.
— А что вы подразумевали, когда сказали, что время пришло? — спросил я.
— Вы слышали эту историю, — ответил он. — Вы и он — единственные, кто ее знает. Предполагалось, что я буду немым свидетельством того, на что способен Падд, предупреждением тому, кто попытается его найти. Я не должен был говорить, я должен был просто существовать. Но я знал: наступит день, когда станет возможным выступить против него и покончить с ним. Долго я ждал этого дня. Итак, вот, что я знаю: он обосновался к северу от Бангора, на побережье, и рядом с этим местом есть маяк. Немного, но это все, чем я могу помочь. Только позаботьтесь, чтобы информация осталась между нами. Включая Аль Зета, конечно.
Я хотел выяснить у Мики, в чем опасность, если ваше имя «запишут», но почувствовал, что он сказал все, что счел нужным сообщить.
— Можете быть спокойны, — ответил я.
Он кивнул:
— Потому что, если Падд выяснит, что мы идем против него, мы все покойники. Он нас всех убьет.
С этими словами Мики пожал мне руку и отвернулся.
— Вы не собираетесь пожелать мне удачи? — спросил я.
Он оглянулся и покачал головой.
— Если вы надеетесь только на удачу, — промолвил он, — считайте, вы уже труп.
Потом Мики вернулся к своим орхидеям и не сказал больше ни слова.
Поиски святилища
Отрывок из диссертации Грэйс Пелтье
Сохранилось несколько фотографий Фолкнера (разумеется, снятых не позднее 1963 года) и очень мало свидетельств о его прошлом, так что наши знания о нем ограничиваются воспоминаниями тех, кто слышал его или познакомился с ним во время одной из его целительских миссий.
Это был высокий мужчина с длинными темными волосами, высоким лбом и голубыми глазами под темными прямыми бровями, с бледной, почти прозрачной кожей. Обычно он носил рабочую одежду — джинсы, ковбойки, ботинки, — кроме тех случаев, когда читал проповедь. В этом случае он предпочитал простой черный костюм с белой рубашкой без воротника, застегнутой на все пуговицы, не носил украшений, и его единственная дань принятой в среде священников традиции украшать себя религиозными символами выражалась в том, что на время своих выступлений он надевал на шею искусно сделанный золотой крест. Те, кому удалось более внимательно рассмотреть преподобного, описывают эту вещицу как изысканную тонкую работу с прекрасно прорисованными лицом и нимбом, вырезанными на поверхности креста. Лицо Христа с такой удивительной точностью и тонкостью передавало мучения распятого, что сила его страданий не оставляла никаких сомнений.