— Интересный у вас рассказ.
— Я понимаю, что вы не обязаны мне верить. Больно уж все чудно выглядит, а я больше смахиваю на психа. Странного психа. Но я Семен Николаевич Ракитин и в самом деле прибыл к вам из двадцать первого века. Не знаю каким путем и зачем. Я еще здесь даже не родился. И я могу доказать, что не из этого времени. Только не дергайтесь, пожалуйста. Я просто достану и включу одну вещицу. И нам лучше поговорить наедине, а не в подворотне.
Мясников кивнул без колебаний:
— Идите вперед вон туда. Там стоит скамейка…
— Для курящих. Я знаю.
Старлей сузил глаза:
— Подготовился, значит.
— Извини, ничего личного. Потом сам поймешь.
Семен включает по пути телефон, дожидается загрузки, запускает нужный клип и отходит в сторону. Мясников с любопытством взирает на странный прибор:
— Что это?
— Смотри сам. Личный коммуникатор. Он же сотовый телефон. Ну что такое сотовая связь, я думаю, ты знаешь. На нем также можно включать музыку, видеоклипы. Ну это кинофильмы по-вашему. Этот клип посвящен штурму города Грозного. Чеченцы в девяностых подняли вооруженный мятеж, началась кровавая война. Ты там и погиб. Извини.
ГРУшник осторожно взял в руки смартфон, покрутил его, а затем залип, глядя на экран. Музыка была лишь фоном к поистине страшным кадрам. Такое невозможно было придумать! По окончании клипа Семен попросил телефон и включил свежее видео на песню 7Б «Не герой». Срывающийся голос фронтмена, кадры боев из Донбасса, плотный непривычный монтаж. Для человека из прошлого это был самый настоящий ментальный удар. Проняло! «Твою мать война!»
Мясников через пару минут произнес охрипшим голосов:
— Это где такой ужас происходит? Мертвые дети на самом деле сняты?
— И еще не все. И все русские. На русском Донбассе.
По кадыку старлея прошел ком. Ракитин расслабился. И в молодости полкан был настоящим мужиком.
— Что же это…
— Держи водички. Разговор будет долгим. Я даже не знаю, с чего начать, но мне нужна твоя помощь.
Мясников повернулся, и в неверном свете сумерек его лицо выглядело, как стянутая маска.
— Зачем тебе я?
— Ты один из немногих с кем я был знаком в будущем. Большая часть моих друзей еще не родилась. А родственники… Они же ничего обо мне не знают.
В глазах старлея мелькнуло понимание.
— Я вел себя в том страшном будущем достойно?
— Ты спас меня и многих пацанов. Жаль, что ценой собственной жизни. И я страшно хочу, чтобы это будущее никогда не наступило.
— Подожди. На нас напали, нас победили? Почему мятежи, почему мы воюем?
— Эх, старший лейтенант, если бы это было так просто. СССР больше нет, и разрушили мы его сами.
— Чего?! — Мясников застыл на минуту, затем отдал телефон Ракитину и с уверенностью в голосе заявил. — Идем ко мне, там и поговорим.
Мама Ивана Петровича сначала встретила сына причитаниями, мол раньше же хотел вернуться. Затем заметила Семен и замолчала.
— Мам, организуй, пожалуйста, нам ужин и не задавай вопросов. Этой мой товарищ, он останется сегодня у меня.
Мама смерила Ракитина подозрительным взглядом, но ничего не сказала, лишь махнула в сторону кухни.
— Сейчас подогрею, мойте руки, ребята.
Планировка старого здания была странная, но удобная. Они прошли в ванную, вода здесь подогревалась газовой колонкой. Иван молча подал Семену полотенце и махнул рукой.
Котлеты с липкими макаронами провалились в утробы мужчин необычайно быстро. Мясников задавал наводящие вопросы и внимательно всматривался в лицо пришельца. Видимо, для себя он еще ничего до конца не решил. Но поморщился, когда Семен упомянул, как обнес фарцовщиков, чтобы получить финансовую подпитку.
— А ты зря так, Иван Петрович. Это же классическая инфильтрация. Да и задание у меня весьма важное — спасти страну.
— Можно просто Иван. А то неудобно как-то, — проворчал Мясников. — Сейчас чай поставлю, а ты коротко расскажи, что там в вашем будущем.
— Хорошо. Ты считаешь, мне удобно в далеком прошлом? Ох… как непросто. Тогда начну, пожалуй, со смерти Леонида Ильича.
До чая ни так и не досидели. Лицо будущего полковника сначала постоянно вытягивалось, мужчина еле сдерживал матерные слова, затем лицо и вовсе окаменело. Ведь молодой офицер давал присягу Советской державе, а умер по приказу алкаша президента. И не за новое капиталистическое государство, чуждое им всем, а за русских пацанов.