— Не возражаете, если и я?..
— О чем речь? — ответил я. — Догоняйте.
— Отлично.
К тому моменту, когда «но» слетало с его губ, он уже успел унестись прочь на пять метров; его волосы взлетали, как вымпелы на руле детского велосипеда.
— Вот незадача, — пробормотал я.
Наблюдая, как Скотт скачет вперед, я вдруг вспомнил о Марселино. Скотт получил бы такое удовольствие от этого малыша. Дженн и Билли тоже — им бы очень понравилось побороться с их тройняшкой, юным тараумара. Я мог даже представить себе, что чувствовал Мануэль Луна. Нет, неправда; я просто изо всех сил старался не представлять себе этого. Здесь несчастья преследовали тараумара до самого дна каньонов, где не оставалось места для бега. Даже оплакивая своего замечательного сына, Мануэлю приходилось задаваться вопросом, кто из его детей будет следующим.
— Может, сделаем перерыв? — спросил Эрик. — Как ты себя чувствуешь?
— Не надо, я чувствую себя хорошо. Просто кое-что пришло в голову.
Кабальо был уже близко; поздоровавшись, он продолжил бежать в нашу с Эриком сторону, пока вся компания, устроив себе короткую передышку, позировала перед камерой Луиса. Здорово, что Кабальо передумал и решил все-таки прийти пробежаться; впервые после того, как мы вышли из автобуса, он улыбался. Занимавшаяся заря и привычное, знакомое удовольствие, какое испытываешь, ощущая, как тело согревается изнутри, по-видимому, уняли его тревогу. Ну надо же, как славно! Просто наблюдая за ним, я чувствовал, как моя спина выпрямляется, ноги начинают двигаться сами, словно под фонограмму.
Восхищение, кажется, было обоюдным.
— Нет, ты посмотри! — заорал Кабальо. — Вы же совсем новый медведь!
Какое-то время назад Кабальо назначил мне духа-покровителя из животных: он был холеным белым конем, ну а я медведем, осо — неуклюжим и косолапым. Но своей реакцией на меня он сейчас хотя бы немного подсластил мне пилюлю, и произошло это всего год спустя после того, как я, шатаясь и хватая ртом воздух, болтался на тропе где-то за его спиной.
— Вы совсем не похожи на то чучело, какое я принимал тут у себя раньше.
— Спасибо вон ему, — сказал я, ткнув большим пальцем в сторону Эрика. Девять месяцев проведенного Эриком тренинга в стиле тараумара совершили чудо: я похудел на 11 килограммов и легко пробегал кросс, прежде напрочь лишавший меня жизненных сил. Несмотря на пройденные за это время километры, я по-прежнему чувствовал себя легко и свободно и рвался в бой. Но, самое главное, я впервые за десять лет не занимался лечением какой-нибудь травмы.
— Этот парень просто чудотворец.
— Точно, — осклабился Кабальо. — Я видел, с чем ему приходится работать. Так в чем здесь секрет?
— История довольно дикая… — начал я, но тут мы подошли к Скотту и всем, кто неминуемо слушал Босого Теда, наслаждавшегося обилием аудитории. — Потом дорасскажу, — пообещал я Кабальо.
Босой Тед стащил свои «файв фингерсы» и демонстрировал идеальный удар босой ступни о землю.
— Бег босиком, откровенно говоря, радует мой глаз художника, — разглагольствовал Тед. — Этакая концепция «тяп-ляп»… чем меньше, тем лучше, то есть наилучшее решение — самое элегантное. Зачем что-то добавлять, если вы появились на свет сразу со всем, что вам нужно?
— Вам бы лучше что-нибудь добавить к своим ступням, когда мы пойдем через каньоны, — отозвался Кабальо. — Вы, надеюсь, прихватили с собой какую-то другую обувку?
— Конечно, — ответил Тед. — Вьетнамки.
Кабальо улыбнулся, ожидая, что Босой Тед улыбнется в ответ, тем самым показывая, что шутит, но Тед не шутил и не улыбнулся.
— У вас что, нет никакой другой обуви? — недоверчиво насторожился Кабальо. — Вы явились в Барранкас во вьетнамках?
— Обо мне не беспокойся. Я босиком исходил весь Сан-Габриэль. Люди смотрели на меня так, словно думали: «А он в своем уме?» — и, скажу я вам…
— Но здесь-то тебе не Сан-Гей-Бря-Олл, — раздраженно повысил голос Кабальо, утрируя произношение калифорнийца со всей доступной ему грубой жестокостью гринго. — Там у кактусов колючки как лезвие бритвы. И если хоть одна вопьется тебе в ногу, ты нас всех замордуешь вчистую. Тамошние тропы опасны и без того, чтобы еще таскать тебя на закорках.
— Эй-эй, земляки, кончайте свару! Тпрруу! — воскликнул Скотт, раздвигая их плечом на шаг в разные стороны. — Погоди, Кабальо, ведь Тед наверняка годами выслушивал что-то вроде: «Эй, Тед, давай-ка обуйся!» Но, согласись, ему лучше знать, как и в чем ходить!
— Но он не знает, что такое Барранкас.
—А вот и знаю, — парировал Тед. — И если кто-нибудь попадет там в беду, то будь уверен, только не я!
— Так уж? — огрызнулся Кабальо. — Поживем — увидим, амиго. — Он повернулся и зашагал по тропе.
— Ого-го! — воскликнула Дженн. — Ну, Тед, так кто тут у нас возмутитель спокойствия?
Мы последовали за Кабальо к хижинам, а Босой Тед продолжал громко и настойчиво излагать свои соображения нам, спине Кабальо и всему просыпающемуся Крилу. Я взглянул на часы и испытал искушение просто сказать Теду, чтоб он заткнулся, и купить ему пару дешевых кроссовок, чтобы Кабальо оставался счастливым, но времени уже не было. Только один автобус в день ходил вниз, в каньоны, по десятичасовому маршруту, и отходил он раньше, чем открывались магазины.
Вернувшись в хижины, мы принялись запихивать одежду в рюкзаки. Я подсказал, где можно раздобыть завтрак, и пошел проведать Кабальо в его домишке. Но его там не оказалось. Не было и его рюкзака.
«Быть может, он успокаивается в одиночестве», — сказал я себе. Может быть. Но у меня было скверное предчувствие. Что если он решил послать всех нас к черту и ушел навсегда? Я был совершенно уверен — после долгой ночи беспокойных размышлений о том, не совершил ли грандиозную ошибку, он нашел ответ.
Я решил ничего никому не рассказывать и надеяться на лучшее. Все равно минут через тридцать мы узнаем, почила ли в бозе сия операция или пребывала в реанимационной стадии. Я закинул рюкзак за плечо и зашагал обратно по мостику над сточной канавой, где накануне ночью мы приносили клятву. Я нашел членов команды в маленьком ресторанчике в квартале от автобусной остановки: они наедались до отвала лепешками с бобами и цыпленком. Я с жадностью проглотил две и еще несколько засунул в рюкзак. Когда мы подошли к автобусу, он уже ожил, громко урча, и был готов тронуться в путь. Водитель забрасывал последние мешки на багажник на крыше автобуса и сигналил нам.
— Подожди секундочку, — попросил я.
Кабальо нигде не было видно. Я сунул голову в салон и пробежал глазами заполненные пассажирами ряды сидений. Кабальо среди них не было. Проклятие! Я сошел с автобуса, чтобы поделиться этой новостью хоть с кем-нибудь еще, но все куда-то подевались. Я обошел автобус сзади и обнаружил Скотта — тот карабкался по приставной лестнице на крышу.
— Двигайте наверх, Осо! — Кабальо болтался там же, ловя мешки, кидаемые водителем. Рядом с ним уже ерзали Дженн и Билли, развалившиеся на мягкой куче багажа. — У вас точно никогда больше не будет такой поездки.
Стоит ли удивляться, что тараумара считали Кабальо придурком? Невозможно было предсказать, что выкинет этот тип или где внезапно объявится.
— И не мечтайте, — ответил я. — Я уже видел эту дорогу. Так что найду себе подходящее местечко в салоне между двумя самыми толстыми мужиками — на случай аварии.
Босой Тед ухватился за лестницу, спеша вслед за Скоттом.
— Эй, — окликнул я его, — а почему бы тебе не сесть вместе со мной?
— Нет уж, спасибо, я лучше на крыше займусь серфингом.
— Слушай, — не отставал я, желая прояснить ситуацию, — может, тебе стоит дать Кабальо хоть немного личного времени? Если ты доведешь его до белого каления, на забеге можно будет поставить крест.
— Не-а, у нас все в ажуре! — бодро ответил Тед. — Ему просто нужно узнать меня получше.
Ну да, как же, именно это ему и нужно! Водитель уже сел за руль, так что мы с Эриком быстренько впрыгнули в автобус и устроились на заднем сиденье. Водитель включил зажигание, мотор чихнул, закашлялся — заглох. Но потом вдруг ожил и глухо заворчал. Вскоре мы, наматывая километры, петляли по лесной дороге в направлении старого шахтерского поселка Ла-Буфа. Проезжая дорога своим концом упиралась в расположенную на дне каньона деревушку Батопилас, и оттуда нам предстояло продолжить наше путешествие уже на своих двоих.