Магнус уставился на него:
– Я пытаюсь понять, к чему ты клонишь.
– Если ты сделал ребенка для вас с Алеком, ты можешь мне об этом рассказать, – сказал Роберт. – Я человек очень широких взглядов. Или… пытаюсь им быть. Хотел бы им быть. Я все пойму.
– Если я… сделал… ребенка? – повторил Магнус.
Он не был уверен, с чего начать. Ему-то казалось, что Роберт Лайтвуд знает, откуда берутся дети.
– Магически, – прошептал Роберт.
– Я собираюсь притвориться, что ты никогда мне этого не говорил, – сказал Магнус. – Я собираюсь притвориться, что этого разговора никогда не было.
Роберт подмигнул, словно они поняли друг друга. Магнус потерял дар речи.
Лайтвуды продолжили свою миссию по преображению номера во имя безопасности ребенка, кормили ребенка и держали его все разом. Ведьмин огонь горел в каждом углу, заполняя все маленькое пространство чердака, вспыхнувшее и сожженное в воображении Магнуса.
Алек думал, что они оставят ребенка. Он хотел назвать его Максом.
– Я видела Магнуса Бейна и сексуальную леди-вампиршу в холле, – объявила Марисоль, проходя мимо столика Саймона.
Джон Картрайт нес ее поднос и чуть не уронил его:
– Вампирша? – повторил он. – В Академии?
Марисоль взглянула в его возмущенное лицо и кивнула:
– Сексуальная вампирша.
– Такие хуже всех, – выдохнул Джон.
– Тогда ты был не так уж плох, Саймон, – отметила Жюли, когда Марисоль проходила мимо, закидывая удочку своим рассказом о соблазнительной вампирше.
– Ты знаешь, – сказал Саймон, – иногда мне кажется, что Марисоль перегибает палку. Я понимаю, что ей нравится стебать Джона, но никто не может быть настолько туп, чтобы поверить и в младенца-мага, и вампиршу в один день. Это уж слишком. И какой смысл? Джон допетрит.
Он ткнул таинственный комок в своем рагу. Сегодня ужин был очень поздним и очень застывшим. Марисоль, привирая о вампирше, заронила в его голову мысль – оглядываясь на те времена, когда он пил кровь, Саймон решил, что это было не так плохо, как то, что лежало у него на тарелке.
– Как будто и без того было не достаточно впечатлений для одного дня, – согласился Джордж. – Я все думаю, как там поживает бедный малыш? Как считаешь, может он менять цвета, как хамелеон? Согласись, это было бы круто?
– Очень круто, – просветлел Саймон.
– Задроты, – сказала Жюли.
Саймон принял это за похвалу. Он чувствовал, что Джордж растет под его покровительством, он даже добровольно купил комиксы, пока был в Шотландии на Рождество. Возможно, когда-нибудь ученик превзойдет учителя.
– Вот непруха, Саймон, – сказал Джордж, – ты же хотел поговорить с Алеком.
Проблеск воодушевления Саймона улетучился, и он уткнулся лицом в стол.
– Забудь о разговоре с Алеком. Когда я вошел, чтобы рассказать о ребенке, они занимались этим. Если Алек недолюбливал меня раньше, то теперь определенно ненавидит.
Еще одно старое воспоминание промелькнуло в памяти Саймона: Алек глядит на Клэри с бледным разъяренным лицо. Возможно, Алек и Клэри ненавидит. Может, стоит кому-то перейти ему дорогу, он никогда не забудет и никогда не простит, и будет всегда ненавидеть их обоих. Его ужасные фантазии были прерваны взрывом эмоций за их обеденным столом.
– Что? Где? Когда? Как? Магнус выглядел атлетичным, но все же нежным любовником? – требовательно спросила Жюли
– Жюли! – воскликнула Беатрис.
– Спасибо, Беатрис, – сказал Саймон.
– Не говори ни слова, Саймон, – сказала Беатрис, – Ни слова до тех пор, пока я не раздобуду ручку и бумагу чтобы записать все, что ты скажешь. Ты уж извини, Саймон, но они знамениты, а знаменитости должны терпеть подобный интерес к их личной жизни. Они как Брэджелина.
Беатрис рылась в своей сумке, пока не нашла блокнот, открыла его и в ожидании уставилась на Саймона. Жюли, родившаяся и выросшая в Идрисе, скорчила рожицу:
– Что такое Брэджелина? Звучит, как демон.
– Вовсе нет! – запротестовал Джордж. – Я верю в их любовь.
– Они не как Брэджелина, – сказал Саймон. – И как вы собираетесь их называть? Алгнус? Звучит как болезнь ступней.
– Вообще-то, ты можешь называть их Малек, – сказала Беатрис, – ты что, дурак, Саймон?
– Не отвлекайте меня! – воскликнула Жюли. – У Магнуса есть пирсинг? Конечно, есть – когда он упускал возможность сиять?
– Я не заметил, а даже если бы заметил, не стал бы это обсуждать, – сказал Саймон.
– Ох, потому, что люди в мире примитивных никогда не следят за знаменитостями и их личной жизнью, – сказала Беатрис. – Взгляни хоть на Брэджелину. Или на ту бойз-бэнд, от которой тащится Джордж. У него столько всевозможных теорий об их романах.