– От какой это… бойз-бэнд… тащится Джордж? – медленно спросил Саймон.
Джордж явно пытался съехать с темы:
– Я не хочу об этом говорить. Не так давно группа прошла через трудные времена, и я очень расстроен из-за этого.
Сегодня у Саймона и без того было слишком много тревог и печалей, так что он решил перестать думать о Джордже и бойз-бэнд.
– Я вырос на линии метро, ведущей от Бродвея, и знаю, что люди очень интересуются знаменитостями, – сказал он. – Но для меня дико, когда вы, девчонки, фанатеете от Джэйса или Магнуса. Дико, когда Джон волочится за Изабель с высунутым языком.
– А то, что Джордж тащится от Клэри тоже дико? – спросила Беатрис.
– Это День Сдай Джорджа, Беатрис? – требовательно спросил Джордж. – Сай, может у меня и были некоторые мысли о некоторой карманных размеров лисицы, но я тебе о них никогда не говорил! Не хочу делать из этого дикость!
– Карманных размеров лисица? – опешил Саймон. – Поздравляю, ты сделал из этого дикость.
Джордж стыдливо склонил голову.
–Для меня это дико потому, что все ведут себя так, будто знают знаменитых людей, но я-то и правда знаю этих людей. Они – не картинки, типа постеров, которые вешают на стены. И они совсем не такие, какими вы их представляете. У них есть право на конфиденциальность. Это дико потому, что все ведутся себя так, будто знаю, кто такие мои друзья, хотя на самом деле знают только крошечную часть о них, и дико видеть, что кто-то ведет себя так, будто у них есть какие-то притязания на моих друзей и их жизни.
Беатрис помедлила, а потом положила свою ручку на стол.
– Окей, – сказал она. – Я понимаю, почему для тебя это дико, но… это все из-за того, что все восхищаются тем, что они совершили. Люди ведут себя так, будто знают их потому, что хотят их знать. А быть объектом восхищения, значит иметь влияние на других людей. Они могут совершить благодаря этому много хорошего. Алек Лайтвуд вдохновил Сунила на то, чтобы стать Сумеречным охотником. А ты, Саймон. Многие следуют за тобой потому, что восхищаются тобой. К восхищению такого рода может примешиваться некоторая дикость, но я считаю, в основном, хорошего больше.
– Ох, но это не про меня, – промямлил Саймон, – В смысле, я ведь даже не помню. Я имел в виду своих друзей. Включая Алека… друга, которому я не нравлюсь. Это они особенные.
Он не мог быть крутым и обожаемым, как Магнус или Джэйс, и не понимал, что имела в виду Беатрис. А кроме того его охватила паранойя по поводу того, размышляют ли те люди о том, есть ли у него пирсинг. Пирсинга у Саймона не было. Он собирался стать музыкантом в Бруклине. Скорее всего, у него должен был быть пирсинг.
Беатрис снова помедлила, а затем оторвала страницу, на которой писала и скомкала ее в шарик.
– Ты тоже особенный, Саймон, – сказала она и покраснела. – Это все знают.
Саймон вгляделся в ее красное лицо и вспомнил, как Джордж говорил, что кто-то в него влюбился. Какое-то время он считал, что это могла быть Жюли, и думал, что это было бы странно и странно лестно растопить сердце Снежной королевы Сумеречных охотников своими мужскими чарами, но считал, что с Беатрис это было бы логичнее. Они с Беатрис были по-настоящему хорошими друзьями. У Беатрис была лучшая улыбка в Академии. Саймон был бы в восторге от того, что привлекательная девушка, которую он считал другом, влюбилась в него, там – в Бруклине. А сейчас он чувствовал в основном неловкость. Он размышлял, сможет ли вежливо отшить Беатрис.
Жюли прочистила горло:
– И, просто, чтобы ты знал… Тут о тебе задавали вопросы с претензиями. А еще был инцидент, во время которого кое-кто пытался стащить один из твоих грязных носков в качестве трофея.
– И кто был тем человеком с носком? – требовательно спросил Саймон. – Это же гадко.
– Мы никогда им ничего не говорили, – сказала Жюли. – Однажды они спросили, но больше спрашивать не будут, – ее губы раздвинулись, обнажая зубы. Она выглядела как рычащий беловолосый тигр. – Потому, что для нас ты настоящий, Саймон. И ты наш друг.
Она перегнулась через стол и дотронулась до его руки, а потом, словно обжегшись, отдернула руку, которую тут же перехватила Беатрис, потянув ее в тот угол зала, где стояла еда. Ни одной из них не нужно было добавки – они едва притронулись к своему рагу. Саймон видел, как они отошли и начали говорить напряженным шепотом.
– Они обе выглядят странно расстроенными.
Джордж закатил глаза:
– Да брось, Сай, не тормози.
– Ты же не хочешь сказать… – начал Саймон. – Они же не могут обе… увлечься мной?
Воцарилась долгая тишина.
– Ни одна из них не увлеклась тобой? – спросил Саймон. – Ты же качаешься. И! У тебя шотландский акцент.