Магнус отвлекся от обсуждения, потому, что бутылочка Макса опустела, и он начинал плакать.
– Не магичь со смесью, сделай нормально, – сказал Алек. – Если он привыкнет, что ты кормишь его сразу, как попросит, тебе придется кормить его постоянно.
– Это вымогательство! Не плачь, – убеждал Магнус сына, возвращаясь на кухню, чтобы сделать еще бутылочку своими руками.
Приготовить молочную смесь было не так уж и сложно. Магнус несколько раз видел, как Алек делал ее, и теперь полагал, что в состоянии повторить это.
– Не плачь, – снова попросил он Макса, пока молоко разогревалось. – Не плачь и не срыгивай на мою кофту. Если ты сделаешь что-то из этого, я прощу тебя, но расстроюсь. А я бы хотел, чтобы мы поладили.
Макс заплакал. Магнус пошевелил пальцами свободной руки перед лицом ребенка, желая, чтобы было такое заклинание, которым можно было бы успокаивать детей, и которое не считалось бы при этом неправильным. К его удивлению, Макс перестал плакать, как вчера в холле, когда оказался на руках у Алека. Он остановил неустойчивый заинтересованный взгляд на вспышках, отбрасываемых на его лицо кольцами Магнуса.
– Видишь? – сказал Магнус, и вернул Максу наполненную бутылочку. – Я знал, что мы поладим.
Он вышел, качая Макса на руках, и встал в дверях кухни так, чтобы видеть вечеринку. Три года назад, у него и в мыслях не было, что нечто подобное возможно. В одной только этой комнате было столько людей, с которыми он чувствовал связь. Столько всего изменилось, столько еще могло измениться, что мысль о том, что все это может быть потеряно, приводила в ужас, а мысль о том, что у него все это есть, вызывала трепет. Он посмотрел на Алека, тот уверенно и свободно стоял рядом с родителями и улыбался словам одного из них.
– Возможно, однажды останемся только мы с тобой, моя маленькая черничка, – сказал Магнус доверительно. – Но это будет очень-очень не скоро. Мы позаботимся о нем, ты и я. Не так ли?
Макс Лайтвуд издал счастливый булькающий звук, который Магнус воспринял как согласие.
Эта теплая светлая комната была не плохим началом пути его ребенка, на котором он узнает, что в жизни есть большее, чем многие люди когда-либо узнают, есть безграничная любовь, которую можно найти, и время, чтобы открыть ее. Магнус должен был верить, что для него, для его сына, для его возлюбленного, для всех сияющих, увядающих смертных и стойких, борющихся бессмертных, которых он знал, будет достаточно времени. Он опустил бутылочку и прижался губами к пушистым завиткам, покрывающим голову сына. Макс что-то пробубукал ему в ухо.
– Не беспокойся, – пробормотал Магнус в ответ, – мы пройдем через все это вместе.