Это бедное дитя. Магнус с трудом мог смотреть на него, тот был таким маленьким и абсолютно беззащитным. Он уже не мог ничего, кроме как думать о том, насколько уязвимым был малыш, и как глубоки должны были быть страдания и боль его матери. Он знал, какого рода тьмой маги были зачаты и рождены. Катарина пришла в мир в любящей семье, которая знала, чем она является и вырастила ее, чтобы она могла стала тем, кем должна была. Магнус мог сойти за человека до определенных пор.
Магнус знал, что случается с детьми-магами, которые рождались с видимыми признаками того, что они не люди, которых не могли принять ни их матери, ни остальной мир. Он не мог сосчитать, сколько в темные века этого мира могло быть несчастных детей, которые могли бы быть магами, которые могли бы быть бессмертными, но вообще не получили шанса жить. Детей, брошенных, как этот малыш, или утопленных, что почти случилось с самим Магнусом, детей, которые никогда не оставят яркий магический след в истории, которые никогда не получат и не подарят любовь. Которые никогда не будут чем-то большим, чем шепот, затихающий на ветру, большим, чем воспоминания о боли и отчаянии, растворяющиеся в темноте. Ничего более не было даровано тем потерянным детям, ни заклинание, ни смех, ни поцелуй.
Без везения Магнус был бы среди потерянных. Без любви Катарина и Рагнор были бы среди потерянных. Магнус не представлял, что делать с последним из потерянных детей.
Он благодарил, уже не впервые, что странно, прекрасную фортуну, пославшую ему Алека. Алек был тем, кто присматривал за ребенком-магом наверху на мансарде, и когда Магнус наколдовал колыбель, Алек был тем, кто заботливо уложил в нее ребенка. Затем, когда ребенок начал плакать, пытаясь взорвать свою маленькую синюю голову, Алек вынул ребенка из колыбели и прогуливался с ним по комнате, похлопывая по спинке и мурлыча на ушко. Магнус наколдовал принадлежности, чтобы сделать молочную смесь. Он где-то вычитал, что температуру молока надо проверять на себе и в конечном итоге обжег запястье.
Ребенок плакал часами, и часами, и часами. Магнус считал, что не может винить маленькую брошенную душу. Сейчас, когда солнце зашло, скрывшись из маленького чердачного окошка, и долгий день подошел к концу, ребенок, наконец, уснул. Алек наполовину спал, распластавшись по колыбели, а Магнус почувствовал, что должен выйти на свежий воздух. Алек просто кивнул, когда Магнус сказал, что пойдет проветриться. Возможно, Алек был слишком измотан, чтобы заботиться о том, чем занят Магнус.
Круглая как жемчужина луна светила, превращая волосы грязного стеклянного ангела и голые зимние поля в разливы света. Магнус испытал соблазн завыть на луну, как оборотень. Он не мог придумать, куда отдать ребенка, кому доверить, кто бы его захотел и полюбил. Едва ли он мог придумать место в этом враждебном мире, где ребенок был бы в безопасности.
Он услышал нарастающий шум голосов и торопливых шагов на улице перед Академией в столь поздний час. «Еще одна непредвиденная ситуация, – решил Магнус. – И все в один день, такими темпами Академия убьет меня». Он поспешил с тренировочной площадки к парадному входу, где обнаружил последнего, кого ожидал увидеть в Идрисе – Лили Чен, главу нью-йоркского клана вампиров. В ее волосах были голубые прядки в тон голубому жилету, а высокие каблуки оставляли глубокие отпечатки в земле.
– Бейн, – сказала она, – мне нужна помощь. Где он?
Магнус слишком устал, чтобы спорить с ней.
– Пошли, – сказал Магнус, и двинулся обратно по ступенькам. Поднимаясь, он размышлял о том, что весь шум, услышанный им на улице, скорее всего, не могла издавать одна только Лили.
Он думал об этом, но не ожидал того, что его ждет. Уходя, Магнус оставил спящее дитя и своего измученного возлюбленного, а дверь открыл на сцену абсолютного хаоса. На мгновение показалось, что в его апартаментах тысячи людей, и лишь затем Магнус осознал, что реальная ситуация гораздо хуже.
Здесь был решительно каждый из семейства Лайтвудов, и каждый из них шумел за десятерых. Роберт Лайтвуд говорил что-то своим грохочущим голосом. Мариза Лайтвуд держала бутылочку и размахивала ей, произнося речь. Изабель Лайтвуд стояла на стуле по непонятным для Магнуса причинам. Джэйс Эрондейл, что гораздо загадочнее, растянулся во весь рост на каменном полу, и, по всей видимости, именно он привел Клэри, которая смотрела на Магнуса так, будто тоже была озадачена своим присутствием здесь.
Алек стоял в середине комнаты, в середине человеческого шторма, которым являлась его семья, и бережно прижимал ребенка к груди. Магнус не мог поверить, что его сердце способно рухнуть еще ниже, но подобно ужаснейшему несчастью мирового масштаба его пробрало от того, что ребенок проснулся. Он остановился на пороге, уставившись на царивший хаос и совершенно не представляя, что делать дальше.