- Он один, Ваше величество. Как и было условлено, - сказала она, а я нахмурился, увидев у нее на щеке свежие царапины. Джессика еле заметно покачала головой и прижала палец к губам. Интересно, они на вкус все такие же?
- Я вижу, Джессика, - ответила надменно испанка и прищурила маленькие глаза. – Не тот ли это плут, что насмехался надо мной недавно?
- Простите, Ваша милость, - я склонил голову. – То стресс во мне говорил. Я всегда глупость несу, когда мочевой пузырь мой переполнен от страха.
- Будь моя воля, висеть бы тебе на этом дереве, слюной капая на травяной ковер, - сказала она и улыбнулась, когда на полянку ступила моя королева в сопровождении напуганной Софи. Её милость нахмурилась, увидев меня и свою сестру, после чего повернулась к Софи.
- Как объяснишь ты эту измену? Надеялась я на прогулку, а не на то, что отдашь ты меня в зубы ядовитой змее.
- Ваше величество, - сказал я, подходя ближе и опускаясь на колени. – Не она, а я виновен.
- Виновен, вижу, – спросила королева, метнув в меня молнию из ледяных, лазурных глаз. – Так потрудись же объясниться, покуда не висишь еще на том дереве.
- Кто-то хочет вашей ссоры больше, чем вы меня повесить, - сказал я. – Хочет войны с клятыми испанцами.
- Слуга!
- Простите, Ваша милость. Войны желает некто, как я уже говорил. И в этой пыльной мясорубке свершит он черное дело. А именно отравит или ножом отравленным пырнет и вас, и вашу гордую сестру. Скажите, королева, что было в том письме, которое вы сначала послали? – я повернулся в сторону королевы Маргариты. Та поджала губы, но потом вздохнула и ответила тихо, без лишней гордости и гнева, став смирной, словно агнец Божий.
- Хотела мира я, - сказала она, а моя королева подняла от удивления брови. Без сомнений, еще не доводилось ей видеть такого смирения на челе сестры. – Хотела забыть все старые обиды. Мне одиноко было без тебя, Изабелла. Но в ответ получила презрение и яд, спаливший любовь в моем сердце.
- Не получала я никакого письма, - нахмурилась Её милость. – И ответ я не писала. Скорбела долго по владыке моему, который усоп на проклятом заду вертихвостки. Матье, подай мне этот лживый ответ. Хочу прочесть.
- Прошу, Ваше величество, - я протянул клятое и измятое письмо, после чего отошел в сторонку и обнадежил Джессику улыбкой.
- Не может быть. Как будто бы и правда я писала, но что за язык и яд в словах? – сказала моя королева. – Над буквой «М» нет завитушки, а я так делаю с самых малых лет. И пахнет посланье отвратительно. Я не люблю столь сладкий аромат. И ты поверила, сестра, что я могла создать такое?
- Гнев застелил мне разум. Сейчас я это поняла, - сказала Маргарита, подходя ближе. Её надменное лицо на секунду прояснилось, но до полного оголения души еще было далеко. – Подумала, что не сама ты это написала, а попросила верных слуг, время на меня тратить не желая.
- Чудовищное преступленье, - сказала Её милость, вертя письмо в руках. Она тихо хмыкнула и поднесла сломанную печать ближе. – Не мой это воск. Не мой ни разу. В нем красного почти что нет. Матье, свечу мне быстро.
- Прошу, - ответила Джессика, протягивая моей королеве закрытую лампу. Её милость немного сдвинула железную штору и поднесла письмо к узкому лучу желтого света, опасаясь, что его могут заметить со стен.
- Так и есть. Не мой это воск и смазана печать. Он розоват, Маргарита. Не красен.
- И так подобрались мы к главной сути, - сказал я, повышая голос и привлекая внимание двух королев. – Отгадайте загадку теперь. У кого есть доступ к королевской печати? Кто проживает в подвале обмана? Кто видит письма и знает почерк? Кто любит блядо-розовый цвет и сладкие ароматы? Ответ один, Ваше величество. Сиятельный граф поймал сего плута за мошонку, но выскользнул тот, как скользкий червяк. И обвинил моего господина в измене, сладкими речами одурманив ваш разум.
- Светлейший герцог де Кант-Куи, - тихо ответила моя королева, и глаза её зажглись ледяным пламенем темнейших кругов Ада.
- Блядская рожа, - сказал я.
- Блядская рожа? – спросила королева Маргарита.
- Блядская рожа, - кивнула Джессика.
- Измена короне, - сказала королева Изабелла, и её красивое лицо стало пугающе прекрасным. – Софи! Мы возвращаемся в замок и немедля казним хитрого скорпиона, что заполз нам в сердце и ужалил так коварно.
- Погодите казнить, Ваше величество, - встрял я, когда королева собралась покинуть полянку. Она внимательно посмотрела на меня, но кричать не стала. Я снова увидел усталость и грусть. – Герцог действовал не один. Я сам это слышал, но лиц негодяев не видел, увы. Потребно нам вывести всю их шайку на чистую воду и когда он признает свои злодеянья, спустить с его хера зловонную шкуру, а после можно бросить собакам.
- Истина есть в словах твоего пажа, сестра, - сказала Маргарита, подходя ближе и беря мою королеву за руку. Та слабо улыбнулась и прижала её пальцы к губам. У меня в глазах почему-то защипало, а Софи всхлипнула.
- Истинно так, Ваша милость, - согласился я. – Актеров лишь актерством обдурить можно. Для этого есть у меня реквизит.
- О чем ты, дитя? – спросила Её милость, не выпуская руку Маргариты. Я вздохнул и достал из кармана бутылек с красной жидкостью, данный мне лукавым духом. – Отрава? Слишком легкая смерть для такого мерзавца.
- Нет, Ваше величество, - покачал я головой. – За советом ходил я к уродливым троллям. Поколдовали они немного, затрахали до изнеможения одного германца, оскверняющего французский воздух своим пердежным языком, и дали мне это. Дарует он смерть, но всего на пару мгновений, покуда душа не отправится в райские кущи.
- Значит, нужно рискнуть мне своей жизнью? – спросила моя королева. – Рискнуть на благо страны.
- И ты получишь всю мою помощь, - сказала ей Маргарита. – Даже душу мою. Только скажи.
- Прости меня, сестра, за гадкие слова, - сказала Изабелла, а я тактично отвернулся и подошел к Джессике, чтобы дать двум королевам поговорить наедине.
- И ты меня прости. Всегда была я нравом горяча.
- Как в детстве. Помню. Кипятком ты облила сына германского барона, когда он куклу мою в камин швырнул.
- Поделом блядину сыну, - улыбнулась Маргарита. – Лишь я могу тебя до слез доводить.
- О, сколь прекрасна исповедь великих, - ехидно прошептал я и вздрогнул, когда Джессика прижалась к моему плечу.
- Нет ничего прекраснее любви родных людей, - сказала она, смотря на двух сестер, хихикавших над прошлым.
- Есть, - сказал я и посмотрел в глаза Джессики. Она тяжело задышала, а я улыбнулся и вдохнул её запах. Краем губ коснулся волос и отпрянул, сдерживая грех в узде. – Прости. Детьми мы были.
- Ими и остались,- сказала она грустно. – Ловко прячем чувства от других, но друг от друга неспособны. Прости, Матье, что долго я вестей тебе не посылала.
- И ты прости. Что не искал тебя, - сказал я и в глазу опять защипало.
Часть десятая.
Следующим утром я испытал нечто приближенное к множественному оргазму, когда вошел в тронный зал и увидел двух королев, сидящих рядом, а возле них багровую от ярости Блядскую рожу. Светлейший герцог, словно хером подавился и яйца спрятал за щеки. Он так и буравил сестер ненавистным взглядом, пока они весело щебетали, под удивленными взглядами других вельмож.
- Раз все здесь собрались, начнем, - сказала Её милость, одаряя светлейшего герцога добрым взглядом мясника, смотрящего на кроткого ягненка перед тем, как пустить ему кровь. Тот одарил её не менее красноречивым взглядом, напомнив мне о мужеложцах, что традиционный брак всем сердцем ненавидят. Но королева уже повернулась к сестре и взяла её за руку. – Войны не будет, добрые милорды. То был каприз судьбы и женских логик.