- Безрукое ублюдище, - покачала головой Джессика и ругнулась впервые с нашей встречи.
- Это сделал я, - просипел герцог Шарль де Кант-Куи, а знатный люд заволновался и покрылся шепотками, как спина мурашками.
- Гнилые простофили, - сказал я, тоже покачав головой для важности. – Как низко удивляться очевидному.
- Я лишь счастья хотел для страны, - сказала Блядская рожа, заливаясь крокодильими слезами размером с фасоль. – И немного себе.
- И отравой ядовитой путь себе расчистил, - зло бросила Маргарита, подходя к герцогу, и влепила ему кулаком по загнутому носу. – Зловонный миазм, презревший доверие той, кому ты в верности клялся. Подделал письмо, отравил едока. Ты сделал все, чтоб сестра моя мертвой упала.
- Не может дева страной править нормально, - всхлипнул герцог, размазывая по роже сопли с кровавой юшкой. – Мужская рука в этом деле потребна. Множество раз пытался я ядом дело решить, но кто-то незримый мешал мне постоянно. И тут, словно солнце из-за туч, письмо Маргариты. Ответ подделал кастелян, а я его отправил. Была б война, и бродило недовольство, покуда против вас народ бы не восстал. Но я сейчас унижен, вину признал и о прощении молю.
- Ложь, - рек призрак королевы, подлетая к герцогу и обдавая его лицо могильным холодом. – Брехня пустая. Ты жизнь свою пытаешься спасти.
- Истинно так, Ваша милость, - затряс щеками кастелян, но заткнулся, когда пылающий взор королевы коснулся его противной душонки.
- Я верила тебе, Жори, а ты продал меня ему, - тихо сказала королева, повергая своими словами кастеляна наземь. – Продал за жалкий казначейский знак… Плачь, слезливый фигляр. Заливай слезами измену. Блеск золота залил тебе глаза и черной сделал душу. С улыбкой на убийство ты решился.
- И моча, Ваше величество, которую пил сей мерзкий гнилоуст, - вставил я, вызвав у королевы улыбку. Но она нахмурила лоб и подплыла к магистру, который мерзко затряс кадыком, тщетно пытаясь вдохнуть.
- Я-я-я-я-я… - загоготал он и, закатив глаза, внезапно рухнул наземь, под ехидный смешок Её призрачной милости.
- Когда меня он предавал, то не скупился на слова. А здесь, как гусь, что камнем подавился, - сказала она и, развернувшись, посмотрела на знатный люд, который знатно притих от увиденного. – Вы видели слезы лжецов и слышали праведный яд невиновных, и ни один из вас за них не заступился. Хотела я мир и правду принести стране, но вы же выбрали войну и ложь.
- Простите нас, - сказал один из них.
- Простите, Ваша милость, - сказал второй и опустился на колени. – Но разве можно время вспять нам повернуть?
- Возможно, - улыбнулся я и, поднявшись на ноги, направился к холодному камню, где лежало тело Её милости. Затем, достав из кармана бутылек с лазурной жидкостью, вылил его на чуть приоткрытые губы королевы.
- Есть шанс исправить былые ошибки. Найдите добро в душе своей, - молвило привидение, становясь все бледнее, а потом исчезло под испуганный вздох знатного люда.
- Проснитесь, Ваше величество, - сказал я, легонько прикасаясь к плечу лежащей королевы. – Вы долго спали. Пора и головы рубить.
- Но что случилось? Почему нет тлена на губах и воздух свеж? – спросила она, подмигнув так, чтобы это увидел лишь я.
- Она жива!
- Жива, язви мои глаза!
- Жива, жива! Её милость снова с нами! – загалдел знатный люд, а особо впечатлительные рухнули в обморок, как и клятый кастелян Жори, увидев, как королева поднимается с мертвецкого ложа и смотрит на него. – Чудо! Это чудо. Узрели мы чудо!
- Или финал хорошо сыгранной пьесы, - тихо сказала Джессика, вставая рядом со мной и смотря на то, как обнимаются и плачут две королевы.
- Истинно так, красавица, - грустно ответил я, беря её за руку. – Только финалом будет эпилог.
Часть одиннадцатая.
На следующее утро в замке царило веселье. Честный люд радовался богатому урожаю и снижению налогов, особым указом королевы. Знатный люд радовался тому, что ему удалось сохранить головы и не придется посылать своих солдат на клятую войну. Знатные рыцари радовались тому, что турнир перенесли на лето, заменив судом над предателями, вознамерившимися свергнуть королеву. Радовалась Софи, как обычно принося своей королеве травяной отвар утром. Радовались испанцы, которые поголовно простыли в клятой Франции и маялись соплями и слезами, пока их королева гостила в замке у сестры. Радовалась королева Маргарита, проболтавшая с сестрой всю ночь. Радовалась и королева Изабелла, к которой снова вернулась жизнь. Радовался сиятельный граф, которого выпустили из тюрьмы и наградили целым котлом отменного жаркого из молоденького ягненка за страдания. Только я почему-то был не весел и грустно смотрел за тем, как сиятельный граф уничтожает уже пятый житный хлеб с жарким.
- Узри, Матье, - бубнил он с набитым ртом. – Видишь ты другого человека.
- Как по мне, так все такой же. Зловонный и пафосный обжора, - сказал я, окинув похудевшего рыцаря ленивым взглядом. – Куда же в тебя все это лезет, старый? Не иначе забьются потом все отхожие ямы твоими карбункулярами.
- Ох, не хватало мне желчи твоей, - улыбнулся он, на миг оторвавшись от жаркого. – И мяса тоже не хватало, и прелестей нагих дев тоже.
- И в чем тогда ты изменился, старый? – спросил я, кивая Джессике, которая присоединилась к нам в задумчивом молчании.
- Во тьме темницы нашел я путь к Богу. И понял я, что вел неправедную жизнь, - ответил сиятельный граф, выпустив благородную отрыжку. – Дев имал, был гневу часто подвержен.
- И смердел, как лепрозная срака.
- И это тоже, Матье. И лгал я вдобавок, разом перечеркнув все добродетели рыцарские. Теперь я другой.
- Неужели? – удивился я. – Не будешь дев имать и соблазнять, и воздух вонью портить? В святые места отправишься молить о прощенье?
- Когда-нибудь, да, - кивнул рыцарь, а Джессика рассмеялась любимой мной жемчужной улыбкой. – Сейчас же я еще немного погрешу, а потом перестану.
- Это называется махровая брехня, старый, - сказал я. – Заканчивай жрать так противно. Тут, между прочим, знатная дама самой испанской королевы сидит.
- Прошу простить, мадемуазель, - обворожительно улыбнулся сиятельный граф и стряхнул капли жира с грязных усов, заставив меня вздохнуть. – Не имел чести быть представлен. Сиятельный граф Арне де Дариан к вашим услугам и к услугам вашей семьи, мадемуазель. Смею заверить, не так я и стар.
- Ты старее принца румынского Воданопуло, коий с искусственным хером и парализованной правой рукой ходит, старый, и ходишь ты только потому, что у тебя вместо крови вино плещется в жилах, - фыркнул я. – Заканчивай соблазнять Джессику. Она к твоим чарам сверхустойчива.
- Истинно так, добрый милорд, - кивнула Джессика, вновь улыбнувшись и заставив моих душевных червей возобновить трапезу. – Моя добродетель другому обещана.
- О, добродетель. Нет в тебе ноток романтики, - покачал головой сиятельный граф, возвращаясь к пожиранию жаркого.
- В тебе они точно есть, - улыбнулся я. – Утром выходят и глаза режут иголками, старый. Ну, что там, Джессика? Уже пора?
- Пора, - кивнула она, задумчиво пробежав пальчиками по моей руке и извинилась. – Прости, Матье.
- Не стоит извинений, - задумчиво ответил я и, проводив девушку взглядом, повернулся к сиятельному графу. – Пошли, старый. Её милость ждать не любит.
- Иду, иду. Еще один кусочек… - я вздохнул и, вцепившись в руку рыцаря, поволок его на буксире в сторону тронного зала.
На этот раз в тронном зале было многолюдно. Здесь была не только французская знать, но и испанская. Все мило улыбались, рассматривали праздничное убранство и мило беседовали друг с другом. Но когда мы с сиятельным графом и Джессикой переступили порог, раздался знакомый мне вой придушенных труб и все глаза уставились на нас. Вздохнув, я поправил расписную жилетку и, сжав руку Джессики, двинулся следом за графом, который сиял, как кобель, обрюхативший дюжину сучек.