Под мышками стало мокро. Кажется, ее вот-вот вырвет. Что, если она начнет петь и окончательно провалится?
Райли уставилась на отца.
И хуже всего – что, если она вовсе не провалится?
Джек резко выпрямился, заметив, что дочь с гитарой в руке подходит к микрофону. Даже с того места, где он стоял, было видно, как она напугана.
– Меня зовут Райли, – прошептала она в микрофон.
Девочка выглядела маленькой и беззащитной. Он не знал, почему она это делает. Но чувствовал, что ни за что не позволит обидеть ее. Он шагнул к возвышению, но она уже начала играть. Никто не позаботился включить акустическую гитару в усилитель и сначала собравшиеся ее игнорировали. Но Джек услышал, и хотя вступление было очень тихим, он узнал «Почему не улыбнуться?».
У него сжалось сердце, когда Райли запела:
Помнишь, когда мы были молоды
И каждая мечта казалась первой...
Плевать, если он себя обнаружит! Ему нужно быть рядом с дочерью! Это песня не для одиннадцатилетней девочки, и он не позволит ей опозориться.
Не жду, что ты поймешь,
Когда уже увидела так много.
И не прошу тебя понять...
Мягкий мелодичный голос так контрастировал с фальшивым подвыванием оркестра, что шум постепенно смолк. Если они начнут смеяться, девочка будет раздавлена.
Он ускорил шаг, но появившаяся рядом Эйприл положила руку ему на плечо.
– Слушай ее, Джек. Слушай.
Он остановился.
Я знаю, жизнь жестока.
Ты знаешь это лучше меня...
Райли позабыла сменить аккорд, но голос ни разу не дрогнул.
Беби, почему не улыбнуться?
Беби, почему не улыбнуться?
Беби, почему не улыбнуться?
В парке стояла мертвая тишина, и ехидные ухмылки музыкантов как-то померкли. И хотя девочка, серьезно выговаривавшая слова взрослой песни, должна была казаться забавной, никто не улыбнулся. Исполнение Джеком этой песни выливалось в гневное, оскорбленное противостояние. Райли была олицетворением разбитого сердца.
Она закончила песню, сыграв «фа» вместо «до». Бедняжка так старалась брать верные аккорды, что ни разу не посмотрела на толпу и ужасно растерялась, когда раздались аплодисменты. Джек ожидал, что она сбежит. Но она подступила ближе к микрофону и тихо объявила:
– Эта песня посвящалась моему другу миссис Гаррисон.
Люди стали просить ее спеть еще. Дин улыбнулся. Блу облегченно вздохнула. Райли зажала губами медиатор, настроила гитару и без всякого уважения к авторским правам или секретности, всегда окружавшей выпуск нового альбома Пэтриота, запела «Плачь со мной», одну из песен, над которой он работал в коттедже. Джек задыхался от радости и гордости. Под конец, когда толпа устроила овацию, она спела песню Моффатов «Мрачный и грязный». Джек неожиданно понял, что выбор песен скорее основывался на ее умении брать аккорды, чем на красоте музыки или стихов.
На этот раз, закончив песню, она просто поблагодарила присутствующих и отдала гитару, несмотря на все просьбы продолжать концерт. Как всякий великий исполнитель, она оказалась достаточно умна, чтобы оставить публику неудовлетворенной и желающей большего.
Дин добрался до нее первым и стоял сбоку, когда люди стали подходить и осыпать ее похвалами. Райли боялась поднять глаза. Миссис Гаррисон выглядела такой самодовольной, словно пела вместо Райли. Блу сияла, как новенькая монетка, а Эйприл безудержно смеялась. Райли не смотрела на отца. Он вспомнил е-мейл, посланный Дину, когда пытался понять, почему она не соглашается петь в его присутствии.
– Догадайся сам, – ответил тогда Дин.
В то время он посчитал, что Райли боится потерять его любовь, если будет плохо петь, но сейчас он лучше понимал дочь. Она прекрасно знала цену своему голосу и хотела совсем другого.
Кое-кто из толпы открыто пялился на Джека. Одна женщина достала фотоаппарат. Другая робко подобралась к нему:
– П-простите, но... вы не Джек Пэтриот?
Дин предвидел, что сейчас произойдет, поэтому поспешил подойти к отцу.
– Может, оставите его в покое?
Женщина покраснела.
– Я просто не поверила, что это он. Здесь, в Гаррисоне! Что вы здесь делаете, мистер Пэтриот?
– Это славный город.
Он глянул поверх ее головы и увидел, что Райли уже стоит между Нитой и Блу.