В коридоре появился шеф Уэсли.
– Блу, мне только сейчас сообщили, что Ламонт Дейли решил заглянуть на чашечку кофе.
– Кто он?
– Окружной шериф.
– Усекла.
Блу отложила кисть, вытерла руки и направилась в свою незапертую камеру. Пока что она была единственной заключенной, хотя Ронни Арчер попадал сюда раза два, когда Карл прижучил его за езду без прав. Но в отличие от Дина Карен Энн тут же вносила залог за любовника. Впрочем, и залог составлял только двести долларов.
А вот ее камера оказалась самым подходящим местом, чтобы подумать о жизни и отсортировать все самое главное. Сил послала ей кресло и медный торшер. Моника принесла пару книг и журналы. Бишопы, пара, собиравшаяся превратить свой викторианский дом в пансион, снабдили ее приличным постельным бельем и пушистыми полотенцами. Но Блу ничто не радовало. Завтра Дин уезжает на базу. Настало время бежать из тюрьмы.
Красивый, словно декорация, полумесяц сиял с полуночного неба, освещая темный дом. Блу припарковалась у сарая, сверкавшего свежим слоем белой краски, и направилась к боковому входу, оказавшемуся запертым.
Сердце Блу неприятно сжалось. Что, если Дни уже уехал? Но, обогнув дом, она услышала, как скрипнул подвесной диван на крыльце, и различила широкоплечий силуэт. Дверь крытого крыльца была отперта, и она тихо вошла. Звяканье кубиков льда в стакане приветствовало ее. Дин поднял голову на шорох шагов, но не сказал ни слова. Блу заломила руки.
– Я не крала колье Ниты.
Диван снова скрипнул.
– Я этого и не думал.
– И никто не думает, включая саму Ниту.
Он так и не сиял руки со спинки дивана.
– Я потерял счет тем твоим конституционным правам, которые они нарушили. Тебе стоило бы подать в суд.
– Нита знает, что я этого не сделаю, – покачала головой Блу, подходя к маленькому железному столику рядом с диваном.
– А вот я бы подал.
– Это потому, что ты не чувствуешь такой близости к этим людям, как я.
Его хладнокровие мигом испарилось.
– Если ты эту близость чувствуешь, почему же сбежала?
– Потому что...
– Можешь не продолжать.
Он со стуком поставил стакан на стол.
– Ты бежишь от всего, что тебе небезразлично. У нее не нашлось энергии, чтобы защищаться.
– Ты прав: я трусиха. – Противно ощущать себя такой беззащитной... но это Дин, и она его обидела. – Дело в том, что за эти годы слишком многие утверждали, что любят меня.
– И все отступились. Да, знаю.
Судя по выражению лица, ему плевать. Она схватила его стакан, глотнула и поперхнулась. Дин никогда не пил ничего крепче пива, а это виски!
Он поднялся и включил новый светильник, словно не желал находиться с ней вдвоем в темноте. Его щетина выросла на добрых четверть дюйма длиннее того, чем диктовала мода, волосы примяты, на руке – мазок краски и все же он по-прежнему мог позировать для рекламы «Энд зон».
– Удивительно, что тебя выпустили, – заметил он. – Я слышал, что это произойдет только на будущей неделе, когда Нита подпишет все бумаги.
– В общем, они меня не отпускали. Я вроде как сбежала.
Дин насторожился.
– И что это значит?
– Думаю, шеф Уэсли ничего не заметит, если я верну его машину до конца дежурства, Кстати, между нами: в этой тюрьме никакого порядка.
Он выхватил у нее стакан.
– Ты удрала из тюрьмы и умыкнула при этом патрульную машину?
– Не настолько я глупа. Это собственная машина шефа, «бьоик-люсерн». И я всего лишь ее позаимствовала.
– Ничего ему не сказав, – подчеркнул он, глотнув виски.
– Уверена, что он не будет возражать, – бросила Блу, и прежнее чувство обиды вдруг затмило все остальные эмоции. – Спасибо за то, что поспешил внести залог.
– Ты не в курсе, что судья установил залог в пятьдесят тысяч баксов? – бесстрастно осведомился он.
– Почти столько же ты платишь за средства для ухода за волосами.
– Да. Впрочем, перед каждым полетом меня страхуют точно на такую сумму, так что тебя оценили не так уж дорого, – пробурчал Дин, садясь.
– Ты собирался завтра отправиться в Чикаго, даже не повидавшись со мной? Оставить меня гнить в тюрьме?
– Слово «гнить» здесь вряд ли уместно, – хмыкнул Дин, откидываясь на подушки. – Говорят, вчера утром шеф Уэсли одолжил тебя «Голден эйджерс»[37] для проведения мастер-класса по живописи.
– Это их программа предоставления работы заключенным. – пояснила она, изо всех сил сжимая лежащие на коленях руки. – Ты рад, что меня арестовали, верно?
Он снова поднес к губам стакан, словно обдумывая сказанное.
– Но в конце концов это не имеет большого значения, верно? Если бы не очередная выходка Ниты, ты бы к этому времени уже исчезла, верно?