— В течение первых тридцати недель горняки приходили на корабль?
— Да.
— Так что же, в конце концов, они сделали не так, как раньше?! — скорее себя, чем Танаоку, спросила Консуэла.
— Хотел бы я знать, — откликнулся Танаока.
— Давайте-ка еще раз наведаемся на выработки, — предложила Консуэла.
Через несколько минут они снова стояли у подножия холма. Консуэла напряженно огляделась. Она чувствовала — ответ где-то здесь, рядом, может быть, даже прямо перед глазами, надо лишь отказаться от привычной логики.
— Вы выглядите совсем измученной, — мягко заметил Танаока.
— Я просто пытаюсь прочистить свои мозги, — ответила она. — Психологи, специализирующиеся на инопланетянах, часто склонны к антропоморфизму, пытаются очеловечить их логику, объяснить их поведение привычной для человека мотивацией, они приписывают чужакам человеческие черты и даже человеческие стремления. Это очень глупо. Я должна перестать задаваться вопросом, почему я напала бы на горняков. Нужно пытаться понять их, а не себя.
— Да, конечно, — пробормотал Танаока.
— Причина может оказаться столь странной и столь незначительной с нашей точки зрения, что человеку просто не приходит в голову обратить на нее внимание. Ну, например, горняки воздвигли отхожие места, а чужаки восприняли это как осквернение своей земли.
— Вполне возможно. Но я сейчас не смогу вам показать, где располагались туалеты, перед уходом горняки все привели в прежний вид. Мы целый день потратили на восстановление холма.
— В последний день перед погрузкой рабочие сделали что-то новое. Но что? Устроили вечеринку, послали телеграмму на Землю?
— Не знаю, ничего в голову не приходит, по-моему, все было как обычно, — ответил Танаока.
— Тогда почему на них напали? — воскликнула Консуэла, злясь скорее на себя, чем на спутника. — Полгода чужаки спокойно наблюдали, как пришельцы занимаются разработками, но что вдруг изменилось?
— Я бы очень хотел помочь вам, миссис Орта, но…
— Мне бы тоже этого хотелось, — горько улыбнулась она в ответ.
Консуэла вздохнула и направилась к электромобилю. Открыв дверцу, она бросила последний взгляд на окрестности.
И тут ее осенило.
— Любопытно, — она замерла.
— Что такое?
Она помотала головой.
— Ну конечно же!
— Вы поняли?! Неужели вы поняли? — возбужденно выкрикнул Танаока. — Что мы сделали не так?
— Вы знаете об этом на самом деле. — Консуэла стряхнула с себя оцепенение. — Как я и говорила, всему виной наша привычка очеловечивать все, что мы видим. Я должна была догадаться две недели назад.
— Ну, не тяните, — Танаока изнывал от нетерпения. — Я-то еще ни о чем не догадался.
— Будем действовать методом исключения, — Консуэла захлопнула дверцу электромобиля. — Что предприняли горняки перед тем, как перебраться на новое место? Разумеется, они начали грузить руду на корабль, но мы вынуждены предположить, что не это вызвало ярость местных жителей.
— Почему?
— Потому что мы оба знаем, что в этом случае аборигены обречены. Республика никогда не откажется от богатств Вельзевула. Кроме того, два пойманных чужака никак не отреагировали на наши эксперименты с погрузкой руды на корабль. Причина также не в том, что аборигены вдруг прознали о скорой отправке корабля — они не располагали соответствующими знаниями. И кроме того, за первые тридцать недель горняки не сделали ничего такого, что смогло бы вызвать ярость чужаков.
— Но ведь они и потом не сделали ничего необычного.
— Вы ошибаетесь. Оглянитесь вокруг, мистер Танаока. Что вы видите?
— Холмы.
— Что горняки с ними сделали перед тем, как уйти?
— Ничего.
— Неужели вы не видите? — Консуэла рассмеялась. — Они их восстановили.
— Ну да, разумеется, — Танаока недоуменно взглянул на нее, — уж не думаете ли вы…
— Вот именно! В течение тридцати недель горняки лишь уничтожали холмы. И чужаки их не трогали.
— Но почему они пришли в ярость? Мы же только привели все в прежний вид. Это же бессмысленно.
— Для вас и для меня, — ответила Консуэла. — Но для обитателей Вельзевула в этом, по-видимому, скрыт глубокий смысл.
— Это самая большая глупость, какую мне когда-либо доводилось слышать! — Танаока раздраженно пожал плечами.
— Скорее, это самая чуждая вам вещь, которую вам когда-либо доводилось слышать, — ответила Консуэла. — Вы должны наконец осознать, что понятия плохой и хороший, умный и глупый, добрый и злой неприменимы к чужакам. Они другие, и этим все сказано!
— Но зачем им препятствовать восстановлению? — упорствовал Танаока.
— Понятия не имею, — безразлично ответила Консуэла.
— Но может ли подобная реакция свидетельствовать о наличии разума?
— Не знаю. Впрочем, меня это сейчас совершенно не интересует.
— Но…
— Позвольте мне закончить, мистер Танаока. Вы обратились ко мне за помощью в разрешении конкретной проблемы. Полагаю, мне удалось вам помочь, хотя возможность ошибки, конечно же, не исключена. Но вы должны отдавать себе отчет, что люди нашей профессии отнюдь не волшебники и не боги. Для того чтобы понять, почему местные обитатели ничего не имеют против того, чтобы поверхность их родной планеты изодрали в клочья, но приходят в ярость, когда пытаются восстановить разрушенный ландшафт, могут понадобиться десятилетия, а возможно, и века. И еще больше времени уйдет на выяснение вопроса, разумны они или нет. Психологию трудно назвать точной наукой. — Она усмехнулась. — Но полагаю, я нашла способ, когда и волки будут сыты, и овцы целы. Так что у следующих поколений психологов будет достаточно времени для разрешения загадок Вельзевула. А теперь, — заключила она, — если вы больше не нуждаетесь в моих услугах, то я хотела бы вернуться домой.
Четыре месяца спустя Танаока снова появился у Консуэлы.